Кремль. Отчет перед народом

Христианство определило, что люди равны как дети Божьи, «братья во Христе». Отсюда «человек человеку брат» – как отрицание языческого «человек человеку волк». Православие твердо стоит на этом, а в важной ветви протестантизма (у кальвинистов) было принято учение о предопределенности. Согласно ему Христос пошел на крест не за всех, а лишь за избранных. Остальные (отверженные) остались с неискупленными грехами и уже при рождении осуждены на вечные муки. Одни спасутся от геенны, другие нет (а кто конкретно, не известно). Их соединяет не любовь и сострадание, а ненависть и стыд. Вебер поясняет, что дарованная избранным милость требовала от них «не снисходительности к грешнику и готовности помочь ближнему… а ненависти и презрения к нему как к врагу Господню». Видимым признаком избранности стало считаться богатство, признаком отверженности – бедность.

Это и стало в раннем капитализме основанием для социального расизма – богатые и бедные разделились как две враждебные расы. Потом их назвали «классами», потом, разбогатев, смягчили и классовую вражду, но разделение это ушло вглубь, а не исчезло.

Человек мыслит в тех понятиях, которые ему навязала культура. На Западе четыре века человеку твердили: «Ты – индивид!» Он так и стал думать о себе и о других (о меньшинстве инакомыслящих не говорим). Раз индивид, то чуждается общности. Даже когда индивиды собираются в ассоциации для защиты своих интересов (партии, профсоюзы, корпорации), то это общности конкурирующих меньшинств. Вебер цитирует авторитетного богослова: «Слава Богу – мы не принадлежим к большинству». Наоборот, русский человек стремился быть «со всеми», в нашей культуре это качество считалось необходимым.

Пришвин записал в дневнике 30 октября 1919 г.: «Был митинг, и некоторые наши рабочие прониклись мыслью, что нельзя быть посередине. Я сказал одному, что это легче – быть с теми или другими. «А как же, – сказал он, – быть ни с теми, ни с другими, как?» – «С самим собою». – «Так это вне общественности!» – ответил таким тоном, что о существовании вне общественности он не хочет ничего и слышать».

Но последние 50 лет наша культура менялась, возник раскол. Он углубляется и расширяется. Тут – главная проблема объединения русских. Ее надо признать и трезво обдумать, скрывать уже невозможно.

Открыто обнаружился этот раскол весной 1991 г., когда готовилась приватизация. Горбачевская пресса тогда стала говорить о большинстве русских буквально на языке кальвинистов XVIII века – как о «расе отверженных» (лентяи, рабы, социальные иждивенцы, пьяницы и т. д.). Тогда казалось, что это просто идеологическая ругань, получат они вожделенную собственность, и это пройдет. Ну, будет русская буржуазия нас понемногу эксплуатировать, но все же народ не разделится.

На другой стороне думали иначе. В феврале 1991 г. газета «Утро России» (партии Новодворской) предрекала гражданскую войну. Кого с кем? Вот кого: «Сражаться будут две нации: новые русские и старые русские. Те, кто смогут прижиться к новой эпохе, и те, кому это не дано. И хотя говорим мы на одном языке, фактически мы две нации, как в свое время американцы Северных и Южных штатов».

От слов перешли к делу, старых русских вытеснили из их социального жизненного пространства. Старые русские оказались в массе своей угнетенным и обездоленным народом, поскольку к концу ХХ века современное механизированное и высокотехнологичное хозяйство и научно-техническая деятельность стали основой национального типа хозяйства русских. Они уже не смогут вернуться к сохе и ремеслу как норме.

А те, кто пошел по дороге социального расизма, ввиду этого бедствия стали звереть и в поисках оправдания еще сильнее раскручивать свою ненависть к «лузерам». На множестве сайтов и в «живых журналах» о бедной половине русских говорят уже как о недочеловеках. Обращаться к логике и совести «новых» бесполезно: мы с ними – уже не один народ. И раскол этот не совпадает с социальным расслоением – среди бедных тоже немало таких «кальвинистов», просто они считают, что им лично пока что не везет.

* * *

В эпохи кризисов от народов всегда отщепляются социальные группы, которые начинают осознавать себя особыми народами, иногда «новыми» (как «новые русские»). Сходство материального уровня жизни ведет к сходству культуры и мировоззрения, отношения к людям и государству, моральных норм. Это так бросалось в глаза, что премьер-министр Англии Дизраэли говорил о «расе богатых» и «расе бедных». Отцы политэкономии учили, что первая функция рынка – через зарплату регулировать численность расы бедных.

Люди богатых «иных народов» по-особому одеваются и говорят, учатся в особых школах, иногда в общении между собой даже переходят на чужой язык (как русские дворяне, начавшие говорить по-французски).