Кремлевская жена

— Закройте глаза. Расслабьтесь… Здесь внутреннее кровоизлияние, сейчас будет немножко больно, но я это уберу… Система «ПЛОД» спасла от тюрьмы тысячи людей, а ее автор — Владимир Альбрехт был выдвинут нами на Нобелевскую премию мира еще в 1984 году…

«Он что же — с пеленок в диссидентах?» — подумала я про моего лекаря, чувствуя, что от его рук исходит какое-то мягкое тепло и что большой синяк на моей шее просто волшебным образом теряет свою саднящую боль.

— Попробуйте повернуть головой. Ага, уже не больно, да? Когда поедете в Полтаву, я вам дам книжку Альбрехта про то, как вести себя на допросах. А сейчас запоминайте, — продолжал мой сероглазый ангел. — «ПЛОД» — это аббревиатура четырех заповедей подследственного. Я знаю сотни людей, которые просто записывали себе эти буквы на ладонь, и смело шли на допрос, и выходили оттуда, не продав следователю ни одного своего знакомого! Потому что переставали бояться. Вот и вы не бойтесь. Запоминайте: первая буква «П» — от слова «Протокол». Это значит: вы требуете, чтобы следователь каждый свой вопрос занес в протокол, а только потом вы на этот вопрос отвечаете. Что это дает? Во-первых, пока он пишет, вы можете подумать над ответом. А во-вторых, следователь очень часто задает провокационные или вообще неправовые вопросы, которые он в протокол не станет записывать, потому что не имеет права их задавать. Но зато ваши ответы он постарается использовать против вас или против других людей. Поэтому даже когда он в самом начале допроса спрашивает: «Как ваша фамилия?» — вы ему говорите: «Сначала запишите вопрос в протокол, а потом я на него отвечу…»

Я не могла мысленно не отдать должное здравости этой заповеди. Но еще больше изумил меня этот мальчик — он говорил, как грамотный юрист…

— Вторая буква «Л». Это от слова «Лично». То есть если вопрос следователя не касается вас ЛИЧНО или, наоборот, ставит вас в положение не свидетеля, а обвиняемого, вы имеете право на этот вопрос не отвечать. Например, следователь говорит: «Когда вы начали свою антисоветскую деятельность?» А вы отвечаете: «По характеру вашего вопроса ясно, что вы подозреваете меня в антисоветской деятельности. Но я не могу быть свидетелем против самой себя, это незаконно…»

Наверное, он все-таки здорово меня подлечил, если я забыла о своих синяках и с такой оторопью смотрела на него, что он перебил самого себя:

— Что вы так смотрите?

— Нет, ничего… Продолжайте…

— Ну, теперь мне осталось только осмотреть вас, а потом лицо вам подправить… — И он повел руками вдоль моего тела — не касаясь меня, а все так же держа руки на расстоянии нескольких сантиметров от моих плеч, груди, живота. И вдруг на уровне моего живота его руки замерли в воздухе, он воскликнул: — Звери! Женщину по придаткам бить! Вот звери!

От этих слов я обалдела еще больше, чем от его юридической эрудиции. Ведь у меня действительно саднит внизу живота, эти мерзавцы таки врезали мне туда ботинком. Но неужели этот мальчишка видит своими руками? Насквозь? Через одежду? То есть я, конечно, слышала о Вольфе Мессинге или о грузинке Джуне, которая лечила Брежнева биополем, и о других уникумах с так называемыми «электрическими руками», но почему-то всегда считала, что это какие-нибудь пожилые или, во всяком случае, взрослые люди. А тут — совсем юный мальчик с пушком над губой, с щеками, которых еще и бритва не касалась, короче — девственник еще, ребенок, и нате вам! Через плащ, через юбку, нижнее белье видит мои придатки?!

Наверное, я не только покраснела, но и сделала рефлекторное движение повернуться боком к этому мальчишке, чтобы укрыться от его всевидящих рук. Он улыбнулся и сказал:

— Да вы не пугайтесь! Я ничего руками не вижу. Впрочем, могу, конечно, металл распознать — у вас в кармане юбки какой-то кружок в металлической оправе — лупа, что ли? Каким чудом она не разбилась? Но, как бы это сказать… женщин сквозь одежду я не вижу. Только чувствую болевые сигналы. Ну и поскольку я студент медицинского института…

Тут парень с разбитой бровью, сидевший на полу метрах в пяти от нас, громко сказал на весь коридор:

— Тихо! Тихо, братцы! Я поймал! Тихо!

Смех, шум, стоны и разговоры, наполнявшие коридор, смолкли, а парень с разбитой бровью поднял в руке маленький, не больше ладони транзисторный приемник, и мы вдруг отчетливо услышали мужской голос, то наплывающий, то уплывающий в радиоэфире:

«— Вы слушаете „Голос Америки“ из Вашингтона. В эфире „Последние известия“. По сообщениям из Москвы, сегодня в советской столице вновь разогнана демонстрация „Демократического сопротивления“ и произведены массовые аресты…»

— Это про нас, братцы! — радостно сказал парень с разбитой бровью.

— Ура! — В разных концах коридора люди вскочили, стали обниматься и пританцовывать от радости. — Ура!..

Но на них зашикали:

— Тише! Тише! Дайте послушать!

«— …вторично после разгона 21 августа митинга в память двадцатилетия вторжения советских войск в Чехословакию, — продолжал „Голос Америки“, — сегодня в Москве были применены против демонстрантов отряды специального назначения Министерства внутренних дел».