Не хочу защищать Туровера. Но в действиях по отношению к нему закон, как говорится, даже «не ночует». В деятельности прокуратуры сегодня чрезвычайно сильно возросла политическая составляющая, политическая целесообразность. Что же касается поведения ФСБ, то действия ее настолько политизированы, что закон в этой организации отодвинут даже не на второй, а на очень далекий план. Надо – возбудят уголовное дело, надо – проведут оперативные мероприятия, надо – отдадут собранные материалы в прокуратуру, не надо – спрячут их на долгие годы под сукно, так сказать, «до лучшего момента».
Начались атаки на Туровера. Чего только ему не приписывали, чтобы дискредитировать мои с ним отношения! И то, что я назначил его своим советником, что он разъезжал по городу в машине с мигалками, что имел свободный вход в прокуратуру…
Единственной правдой из всего этого было то, что время от времени мы действительно приглашали Туровера проконсультировать нас по его уникальному архиву. Время нас поджимало, а кто как не он знал каждую страничку годами собираемого им досье? Кто как не он мог объяснить нам все хитросплетения запутаннейших перемещений криминальных российских денег в западные банки, участником многих из которых был он сам? У Туровера сложились прекрасные отношения с сотрудниками международного отдела Генпрокуратуры, которым было важно, что их консультирует человек, достаточно грамотно разбирающийся в мировой экономике. Но никакого официального статуса у него никогда не было.
Как правило, в газетах писали такие вещи, которые документально доказать или опровергнуть было практически невозможно. В общем, лили на него и на меня всю грязь. Это была настоящая спецоперация по дискредитации свидетеля.