Кремлевский джентльмен и Одноклассники

– Благодарю, джентльмены, – как всегда вежливо сказал Павлик и поправил растрепавшиеся в схватке волосы. – Но боюсь, меня здесь завтра уже не будет. За мной придут.

И вот за ним, кажется, пришли. Железное страшилище сложило крылья и уселось на бетон. Так вот ты какой, самолет вертикального взлета.

Василий Семенович Чагин стоит у другого окна, уже одетый, причесанный, подтянутый. Только проседь на разбитом виске стала чуть гуще. Или это мне кажется?

– С добрым утром, Вероничка, – спокойно говорит он и надевает на тонкий нос новые очки в тонкой оправе.

Из самолета выдвинули трап, но спустился по нему не генерал и не маршал, а очень пожилая и очень прямая старуха в брючном деловом костюме. Огляделась величественно, как дальнозоркий гриф, и, заметив сидящего на подножке УАЗа Павлика, закричала – заквохтала, явно недовольная оказанным приемом. Павлик неторопливо поднялся. Я наморщила лоб, пытаясь понять, почему из громкого разговора не могу разобрать ни слова.

– По – немецки, – спокойно сказал офицер Чагин. Поразительная у моего мужа невозмутимость.

– И что они говорят?

– Пожилая гражданка требует лететь немедленно, потому что времени обрывать лепестки с ромашек на заштатном аэродроме абсолютно нихт. Наш гость говорит, что сразу не полетит. Он пить хочет, ему лимонаду надо в дорогу купить. Пожилая гражданка говорит, что доннер унд блитцен.

– «Фанту» продают на автобусной остановке… – тихо сказала я.

– Проводи нашего гостя, Вероничка, – попросил офицер Чагин: – я бы сам сходил, но сейчас у нас плановое патрулирование, без Филимонова я сам проследить должен.

И вот мы стоим на автобусной остановке, посреди бесконечного шоссе. За покосившимся столбом, с картонной, потерявшей форму от дождя и ветра табличкой – степь, и вдалеке желтые домики военной части. По другую сторону песок пустыни, известняковые развалины старой обсерватории, и три туркмена, разложившие перед собой на ящике, напоминающем гроб, шоколадные батончики и оранжевый лимонад в пластиковых бутылках.

– Ну что, давай прощаться? – спрашивает он, и вертит в руках свой замечательный ноутбук.

– До свидания, Павлик, – говорю я и вижу легкую, немного смущенную улыбку.

– Я, в общем‑то не Павлик. И не Владик Коровин. И не Варфоломей Злыднев. А «Журнал Печорина», это ты смешно придумала. Это круто.

– А мне неважно, – говорю я. И смотрю на стену, куда мы лазали, чтобы поесть салями с укропом. Вряд ли я еще когда‑нибудь залезу на десятиметровую руину.

– Обязательно залезешь, – словно прочитав мои мысли, говорит Павлик… то есть… неважно как там его на самом деле… – главное, береги своего мужа. Он хороший человек и тебя любит.

– У тебя самолет улетит, Печорин, – сказала я.

Даже отсюда, издали, была видна одинокая маленькая фигура на взлетной полосе. Сначала я подумала, что статная старуха бдительно смотрит дальнозоркими глазами в нашу сторону, потом поняла, что она просто руководит выгрузкой из самолета каких‑то ящиков. Саша Лыхмус и офицер Чагин таскают их сноровисто, с ухваткой.

– Ну пока, Вероника.

Он ушел, а я осталась стоять на автобусной остановке. Я смотрела не вслед ему, а в сторону пустыни. Моря отсюда не видно, только три туркмена. На головах у стариков чалмы, бороды белые и легкие, как будто из ветра. Эти старики сидят здесь уже очень давно.

Fregat пишет

Все хорошо, что хорошо кончается, дочка. Сейчас тебе кажется, что это не так, но с годами ты поймешь, как важно вовремя завершать жизненные этапы. Например, я дописал‑таки реферат и поэтому закрываю журнал РЕФЕРАТОР, СУДНЫЙ ДЕНЬ. Все кросспосты переношу в журнал НАТАЛИЙ ГОНЧАРОВ, там меня и ищите.

Mamulek пишет

Люблю Fregatа. Он того не стоит, а я вот люблю.

Ham пишет

Это хорошо, что у вас все хорошо. У меня вот все хреново. Выставка моя закрылась, вернее, накрылась медным тазом. В последний день пришла какая‑то старушенция, ей все очень понравилось, я ей часа два рассказывал про свою творческую манеру. Еще бы мне денька два, и народ наверное бы рекой пошел. Ну ладно, ребята, я на вас не в обиде, у каждого своя работа, свой крест, и свой камень, чтобы переплывать Амударью. Кстати, EdelVerka, вы там с мужем в своей пустыне сидите, и ни хрена у вас наверняка не происходит. Подговори своего Верещагина, отпуск за свой счет организуй, и на следующую выставку, а? Когда будет число известно, я сообщу.

EdelVerka пишет

Когда я вернулась домой, там было пусто и гулко. Дверцы стенного шкафа заколочена пятидюймовыми гвоздями. Где‑то на улице свободные от дежурства летчики проверяли со скуки моторы хвостовых винтов. Непохожая на красношерстную верблюдицу заря лизнула красным языком полоску на горизонте.

Я дошла до офицерской столовой, сама не зная куда иду, и на пороге остановилась. Дыхание перехватило и глаза защипало.