Кремлевский пасьянс

– Николай Андреевич, что же это у нас происходит? Ваши люди перешли все границы дозволенного! Похищают сотрудников КГБ, слежку за ними установили. И почему ГРУ занимается не тем, чем положено? Да еще офицера нашего убили. Почему вы молчите? Вам нечего сказать?

– Ну, ну… – с угрозой произнес министр. – Продолжайте, я слушаю вас.

– Я вынужден буду поставить вопрос на Политбюро, – сухо сказал Чернов. – Думаю, у вас будут большие неприятности. Но мне не хотелось бы идти на крайние меры. Мы можем встретиться, все обговорить и покончить с этим недоразумением… Послушайте, маршал, зачем нам эти лишние хлопоты?

– Нет, это ты послушай, Чернов! – яростно перебил его министр. – Кто первым начал войну? Ты, Чернов! Это ты похищал и убивал моих людей! Что, привыкли над беззащитными людьми измываться?! А теперь получил по роже и сразу в кусты?

– Николай Андреевич…

– Что, «Николай Андреевич»?! – маршала душил гнев, и он уже не выбирал выражений. – … твою мать, Чернов! Надо было раньше головой думать, а не своей жирной задницей! Запомни раз и навсегда, если я еще раз увижу твою битую рожу… Если ты опять залезешь в армейские дела, я выкачу танки на прямую наводку и раздолбаю твою поганую контору к чертовой матери! И если у тебя осталась капля совести, лучше возьми пистолет и застрелись!

Лычев вернулся со Смоленской площади в полупарализованном состоянии. Он до сих пор помнил, как у него едва не подкосились ноги, когда он прочитал личное послание президента США. А стоило ему узнать, что незадолго до него подобные письма прочли Сергеев и министр иностранных дел, он чуть не потерял дар речи. Он с большим трудом справился с приступом паники и дал понять американскому послу, что считает это послание гнусной клеветой на весь советский народ, и безнаказанным такое деяние не останется. Посол не слишком огорчился и, перекинувшись несколькими фразами с министром, уехал к себе в посольство. Министр комментировать письмо не стал, а Сергеев наотрез отказался обсуждать сложившуюся ситуацию: в их распоряжении имеется сорок восемь часов, и разбор полетов можно устроить на следующий день. Но взгляд Сергеева ему запомнился на всю жизнь. Так глядят на человека, которого смертельно ненавидят.

Лычев посмотрел на часы. Без четверти три. Нужно срочно что-то предпринять. Акцию придется отменить, это ясно. Черт побери, откуда американцам стало известно о готовящейся акции? А то, что им известно немало, у него сомнений не вызывало. Даже фамилии указаны: Чернов, Ремезов, Кондрашов и некий Фомин. Да, тот самый, о документах для которого он хлопотал перед военными. А начинается этот ряд с фамилии Лычев.

Говорил же он Чернову, чтобы тот действовал осторожно! Секретарь ЦК Лычев был настолько возмущен, что совершенно упустил из виду то обстоятельство, что инициатива исходила с его стороны. В запасе у него всего сорок восемь часов. Нет, и того меньше, уже сегодня Сергеев может потребовать объяснений. Нужно срочно позвонить Чернову, пусть сворачивает операцию и позаботится, чтобы не осталось никаких следов. Если все они будут действовать достаточно быстро, катастрофы удастся избежать. Покушение? Какое покушение? Ни о каком покушении товарищ Лычев не знает. Разве можно доверять американцам? Они спят и видят, как бы внести разлад в высшее руководство страны. Нет, это даже странно, что товарищ Сергеев так быстро поверил американцам! Это заставляет о многом задуматься…

Лычев почувствовал облегчение и потянулся к телефону.

– Ну что, нашелся Чернов? Срочно соедините меня с ним.

В трубке отозвался голос помощника Председателя КГБ.

– Товарищ Чернов сейчас занят. Он перезвонит вам попозже.

– Да вы что там, охренели все?! – зарычал в трубку Лычев. – Ты что, не понял, с кем разговариваешь?! А ну быстро мне Чернова!

– Прошу извинить меня, товарищ Лычев, – виноватым тоном произнес помощник, – но Председатель категорически приказал никого с ним не соединять.

Лычев в сердцах швырнул трубку на стол и мрачно прокомментировал события:

– Все сошли с ума!

Глава четырнадцатая

В эту ночь все занимались поисками.

Кейнс искал возможность наладить прямой контакт с агентом-инициатором по прозвищу Блаженный. Он в должной степени оценил информацию, только что полученную из Москвы. Ничего подобного он когда-либо в своих руках не держал. Два десятка микрофильмов содержали поистине бесценные сведения. Даже беглое знакомство с некоторыми документами и краткими комментариями Блаженного привело его к мысли, что здесь работы для его аналитиков хватит на долгие месяцы. Хорошо бы заполучить самого Блаженного! Предложить ему сотрудничество, а главное, заставить его самого подробно прокомментировать свою информацию. Черт побери, он даже согласен, чтобы Блаженный на время возглавил весь советский отдел!

Мечты, мечты… Кейнс отдавал себе отчет в том, что Блаженный не станет на него работать. И приказ о закладке контейнера с планом эвакуации Блаженного на Запад он отдал больше для очистки совести.

Лычев искал выход из тупикового положения и периодически предпринимал попытки связаться с Черновым.