Кремлёвские мастера

…А великий князь продолжал увлеченно раскрывать перед Ермолиным свои планы. И, словно торопясь поскорее убедить купца в правоте своих слов, потащил Ермолина за собой через задние, хозяйственные, ворота усадьбы прямо в город к стене, к Боровицкой башне Кремля.

Князь вышагивал по неподсохшим дорожкам, по мелким лужам. Ермолин торопился за ним, отставая на полшага. Четыре стремянных, поджидавшие здесь же, на хозяйственном дворе, двигались следом.

Завидев идущего князя, выскочили и построились караульные у башни. Не двинулся с места только часовой на верхней площадке, да два сторожа застыли у здоровенного дубового ворота. Они готовы были по условному сигналу опустить тяжелую железную решетку и закрыть для всякого въезд и выезд кремлевский.

Под охраной воинов князь с Ермолиным стали подниматься но крутой лестнице на боевую площадку башни.

Ермолин очутился здесь впервые. В мирное время никто, кроме стражников, не имел права подниматься на башни и стены Кремля. И от радостного ощущения новизны, от широты открывшейся картины Василий Дмитриевич не сумел сдержать удивленного возгласа.

Внизу, прямо под ним, текла Неглинка. У самого устья, при впадении в Москву-реку, стояла старая мельница. Медленно крутилось ее позеленевшее от времени колесо. И от брызг висела над ним тонкая, едва приметная радуга.

За рекой до самого горизонта, укрытого лесом и Воробьевыми горами, тянулись дома и домишки, отгороженные друг от друга высокими заборами. И точно для того, чтобы нарушить скучное однообразие заборов и крыш, в самых неожиданных местах поднимались к небу островерхие крыши многочисленных приходских церквей.

Ермолин слишком долго любовался открывшейся панорамой, и великий князь нетерпеливо повернул его за плечо. «Сюда смотри!» — он ткнул пальцем по направлению угловой Свибловой башни. Залатанная во многих местах деревянными щитами, кое-где разрушенная до самого основания, крепостная стена представляла убогое зрелище. Защитить город в этом месте она, конечно, не могла.

Правда, тот участок стены, который протянулся от угловой стрельницы вдоль Москвы-реки, выглядел получше, покрепче. Может, оттого, что огонь многочисленных городских пожаров добирался сюда реже, чем в другие места, эта стена казалась на солнце белее и наряднее прочих.

И опять, наверное, дольше, чем следует, загляделся Ермолин. В приземистые ворота Чешковой башни, что высилась как раз посредине стены, вползали, точно большие серые жуки, возы с различной кладью. Вот два воза сцепились, и сразу вокруг них забегали, засуетились маленькие человечки. А еще через минуту-другую донесся до Ермолина шум начавшейся потасовки, Даже стража, стоявшая за спиной князя и Ермолина, заинтересовалась происходящим. Вытягивая шеи, воины изо всех сил старались разглядеть, что там происходит.

Только великий князь остался безучастен к начавшейся драке. Не дожидаясь спутников, он заторопился вниз. Обогнув свой хозяйственный двор, мимо Соборной, мимо Ивановской площадей князь направился к противоположному концу города, к Фроловским воротам — главным воротам Кремля. Лишь у Вознесенского монастыря, расположенного неподалеку от ворот, князь на минуту задержался. Здесь за дощатым забором высилась недостроенная, обгоревшая при большом пожаре каменная церковь. Хотел князь что-то сказать, подумал минуту-вторую, а потом махнул рукой и пошагал дальше к воротам.

А по Кремлю уже пронесся слух, что великий князь сам пеш с малой стражей осматривает город. И со всех улиц и переулков заспешил народ. Кто просто полюбопытствовать, кто воспользоваться случаем передать просьбишку или жалобу князю, заранее написанную дьяком. Заторопились на улицу княжеские и митрополичьи бояре. Не ровен час кто из них понадобится князю, а может, скажет государь какое-нибудь важное слово, и останется для них это слово неведомо.

Когда великий князь и Ермолин подошли к Фроловской башне, там их уже встретила гудящая, кричащая, галдящая толпа. Увидев это людское скопление, великий князь вскочил на подведенного коня и ускакал прочь, бросив уже на ходу, что ждет Ермолина нынче вечером у себя в покоях.

Василий Дмитриевич, растерянный от свалившихся на него теперь забот, остался один в кругу шумящей толпы. Его о чем-то спрашивали, кто-то что-то говорил ему, а он, отмахнувшись от всех, пошел вдоль стены — от Фроловских ворот к Никольским.

Здесь, на задворках боярских усадеб и монастырских домов, было непривычно покойно. Остро пахло сырой разогретой землей и прошлогодними прелыми листьями. Из-за высоких заборов доносилось мычание коров, блеяние овец, квохтание кур, скрип колодезного колеса. Высокий женский голос звал какого-то Ваську-сорванца. Что-то натворил этот Васька, и теперь женщина грозила оторвать ему уши. Василий Дмитриевич вдруг весело рассмеялся: припомнил, как когда-то ему, мальчишке, надрал уши отец. Вместе с дружком Петькой утащили они тогда огромную тыкву. Выдолбили у нее середку, прорезали дырочки для глаз и рта, воткнули внутрь горящую свечу и темным вечером поставили у ворот. То-то напугалась и подняла истошный крик старуха соседка.