Крепость «Россия»

Сострадание. Чтобы не впасть в необъективность, призовем иностранцев. Современный ведущий британский русолог Хоскинг: «Хотя русские◦— храбрые люди и замечательно мужественны на войне, они являются самой мирной и невоинственной нацией в мире… Общественный темперамент отличается одновременно и нечувствительностью, и добротой. Нечувствительностью к своим страданиям и сочувствием к страданиям других. Каждый, способный видеть, откроет в России черты теплоты и простоты. Отзывчивость◦— этот дар природы, это неистребимое богатство жизни◦— является лучшей привлекательной чертой России».[3] Французский писатель А. Жид признавал, что «нигде отношения с людьми не завязываются с такой легкостью, непринужденностью, глубиной и искренностью, как в СССР. Иногда достаточно одного взгляда, чтобы возникла горячая взаимная симпатия. Да, я не думаю, что где-нибудь еще, кроме СССР, можно испытать чувство человеческой общности такой глубины и силы».

[4]

Отсутствие высокомерия. Лорд Керзон, проехав по огромной стране, заметил в начале XX века: «Русский братается в полном смысле слова. Он совершенно свободен от того преднамеренного вида превосходства и мрачного высокомерия, который в большей степени напоминает злобу, чем сама жестокость. Он не уклоняется от социального и семейного общения с чуждыми и низшими расами. Его непобедимая беззаботность делает для него легкой позицию невмешательства в чужие дела; и терпимость, с которой он смотрит на религиозные обряды, общественные обычаи и местные предрассудки своих азиатских собратьев, в меньшей степени итог дипломатического расчета, нежели плод беспечности».[5]

Это то, что Достоевский лестно для россиян назвал в 1880 году «всемирной отзывчивостью», то, что помогает им достаточно легко вступать в контакт с другими◦— в браке, дружбе, союзничестве: «Стать настоящим русским значит стать братом всех людей; всечеловеком… Для настоящего русского Европа и удел всего великого арийского племени так же дороги, как и сама Россия, как и удел родной земли, потому что наш удел и есть всемирность, и не мечом приобретенная, а силою братства».

Эгалитаризм. И богатые и бедные традиционно вызывают на Руси неприязнь. Русская пословица говорит: «Богатство◦— грех перед Богом, а бедность◦— грех перед соседями». Никто в современной России (как и сотни лет назад) не восхищается преуспевающими людьми. В России принципиально невозможно восхищение доморощенными Вандербильтом, Рокфеллером или Биллом Гейтсом. Выставлять напоказ свое богатство постыдно. Вызывающее, кричащее богатство вызывало общественное отторжение и, что неизменно декларируется и в сегодняшней России, желание «пустить петуха», сжечь дотла выдающийся своими размерами и убранством дом. Можно кликушествовать◦— нельзя не учитывать этой национальной черты (свойственной, к слову, многим другим народам, японцам, к примеру). «Равнинный, степной характер нашей страны,◦— полагает географ и философ Е. Н. Трубецкой,◦— наложил свою печать на нашу историю. В природе нашей равнины есть какая-то ненависть ко всему, что слишком возвышается над окружающим».

[6]

Патриотизм, немыслимый по глубине. «Любовь к отечеству, или патриотизм,◦— писал гений нашей науки Д. И. Менделеев,◦— составляет одно из возвышеннейших отличий нашего общежитного состояния».[7]

И. Ильин призывал: «Тот, кто хочет быть «братом» других народов, должен сам сначала стать и быть◦— творчески, самобытно, самостоятельно растить свой дух, крепить и воспитывать инстинкт своего национального самосохранения, по-своему трудиться, строить, властвовать и молиться. Настоящий русский есть прежде всего русский, и лишь в меру своей содержательной, качественной, субстанциональной русскости он может оказаться и «наднационально», и «братски» настроенным «всечеловеком»… Национально безликий «всечеловек» и «всенарод» не может ничего сказать другим людям и народам».[8] Говоря о патриотизме, Пушкин возражал скептику Чаадаеву: «Война Олега и Святослава и даже удельные усобицы◦— разве это не та жизнь, полная кипучего брожения и пылкой и бесцельной деятельности, которой отличалась юность всех народов? Татарское нашествие◦— печальное и великое зрелище. Пробуждение России, развитие ее могущества, ее движение к единству… оба Ивана, величайшая драма, начавшаяся в Угличе и закончившаяся в Ипатьевском монастыре,◦— как, неужели это не история, а бледный полузабытый сон! А Петр Великий, который один есть целая всемирная история? А Екатерина Вторая, которая поставила Россию на пороге Европы? А Александр, который привел Вас в Париж? Клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, какой нам Бог ее дал».[9]