В 1868 году вышла основательная работа К. Бестужева-Рюмина, доказывавшего, что все русские летописи, включая «Повесть временных лет», являются сводами, основанными на различных письменных и устных источниках. В последующей полемике, продолжающейся и до сих пор, обозначились разные взгляды на само понятие «летописный свод», а главное — на способы выявления источников и причинах тех или иных вставок или изъятий текстов из летописей. В XX веке определились два основных подхода: А. А. Шахматова (1864–1920) и Н. К. Никольского (1863–1935). Шахматов полагал, что надо сначала реконструировать текст того или иного свода и лишь затем оценивать его содержание. В итоге, он много лет пытался восстановить редакции «Повести временных лет», но под конец пришел к заключению, что это сделать невозможно. Неоднократно он менял взгляд и на авторство основной редакции, то приписывая ее Нестору — автору житий, то Сильвестру. Древнейший свод, по Шахматову, был составлен в конце 30-х годов XI века в качестве своеобразной пояснительной записки в связи с учреждением в Киеве митрополии константинопольского подчинения. Многочисленные сказания, являющиеся как бы параллельными текстами к сообщениям летописей, он признавал извлечениями из летописей. Н. К. Никольский гораздо большее внимание уделял содержательной, идеологической стороне летописных текстов, усматривая и в разночтениях прежде всего ту или иную заинтересованность летописцев и стоящих за ними идейно-политических сил. Соответственно и все внелетописные повести и сказания он считал не извлечениями из летописей, а их источниками. Литература в целом в Киевское время ему представлялась более богатой, чем это принято было думать ранее, а начало летописания он готов был искать в конце X века. Эти два подхода живут и поныне в работах по истории летописания.
Практически в течение всего XIX века изучение летописания и источников летописей почти не соприкасались со спорами о варягах и русах. И это притом, что именно из летописей черпали исходный материал. Лишь в публикациях Д. И. Иловайского (1832–1920), выходивших в 70-е годы XIX века и собранных в сборнике «Разыскания о начале Руси» (1876), была установлена определенная связь между летописеведением и проблемой начала Руси. Иловайский был абсолютно прав, устанавливая, что Сказание о призвании варягов является позднейшей вставкой в «Повесть временных лет». Указал он и на то, что Игорь никак не мог быть сыном Рюрика: по летописной хронологии их разделяли два поколения. Но на этом основании он сделал скоропалительное заключение, что если это вставка, то с ней, следовательно, не стоит и считаться. В итоге как бы зачеркивались не только концепция норманизма, но и основное направление антинорманизма — Венелина и Гедеонова — о южном, славянском береге Балтики как исходной области варягов. Историю Руси Иловайский искал только на юге, причем «славянизировал» разные, явно неславянские племена, в частности, роксолан, в имени которые многие видели первоначальных русов (хотя очевидно, что это русы-аланы, т. е. иранцы).
В целом в 70-е годы XIX века перевес был явно на стороне анти-норманистов. Кроме названных, в те же 70-е годы с обширным иллюстративным материалом, доказывающим балто-славянское происхождение варягов и балтийской Руси, выступил И. Забелин (книга опубликована также в 1876 году). В том же «урожайном» 1876 году вышла книга И. А. Лебедева «Последняя борьба балтийских славян против онемечения», в которой автор убедительно опровергает запальчивый выпад А. Куника о «сухопутных моряках». Автор на обширном материале показывает, что именно славяне были самым мореходным народом на Балтике и «только через славян получали товары в то время грубые саксы и иные племена». Речь идет о Балто-Днепровском или Волго-Балтийском путях, опять-таки до сих пор малоисследованных. Несколько ранее (в 1867 г.) В. Юргевич оспорил норманистские объяснения имен договоров и «русские» названия порогов, предложив венгерскую интерпретацию последних. Правда, автор без обоснований фактически сближал угро-финские и иранские языки, а потому позитивная часть не выглядела убедительной. Виднейший византинист В. Г. Васильевский в ряде статей, опубликованных в 70-е годы, показал, что дружина «варангов» в Константинополе появилась раньше, нежели туда попали первые норманны, и «варанги» с «норманнами» не отождествлялись. При этом русов автор считал готами, проживавшими в Причерноморье.