В упомянутой молитве обращает на себя внимание и довольно необычное соединение имен святых Севера и области деятельности Кирилла и Мефодия. Надо иметь при этом в виду, что католическая церковь канонизировала Мефодия лишь в 1380 году, а до XIII века его проклинали как еретика. Молитва, следовательно, никак не может указывать на католическое влияние. Другое дело, что ирландская церковь вполне могла соединить все эти столь различные имена.
Больше оснований видеть отголосок католического влияния на Руси в Житии Антония Римлянина. Само прозвище указывает на связь Антония с Римом. Согласно Житию, Антоний молился где-то на самом берегу Средиземного моря, скала неожиданно оторвалась и понесла его по пучине вод, пока не принесла в 1106 году в Новгород. Поскольку небесным повелением сюда же прибило и бочку с весомыми ценностями, Антоний уже в 1117 году сумел на месте чудесного выхода на берег построить собор Рождества Богородицы, а еще несколько лет спустя он будет поставлен игуменом им же созданного монастыря. Именно этот монастырь окажется в центре некоторых специфических толкований церковных преданий и архитектурных решений, аналогии которым будут открываться в Западной Европе. На многие из них с обычной проникновенностью указал известный знаток средневековой христианской письменности М. Ф. Мурьянов. Автор, в частности, указал на исключительно важную параллель: плавание на скале являлось «специальностью» кельтских святых. А это значит, что и цикл данных, связанных с Антониевым монастырем, должен быть обязательно увязан с ирландским христианством. Не исключено, что и чудесное появление Антония в Новгороде вызывалось гонениями, которые начались в конце XI века на ирландских монахов после бесцеремонных призывов и науськиваний папы Григория VII. А ценности в этих монастырях, конечно, были. Иными словами, Антония в Новгород привели те же причины, что и выходцев с Британских островов, пополнивших дружину варангов в Константинополе.
Именно доместиком Антониева монастыря был известный Кирик, вопросы которого с ответами епископа Нифонта (ок. 1136 г.) неоднократно привлекали внимание необычностью их редакции. Так, 76-й вопрос касается возможности замен епитимий (церковных наказаний в виде постов, молитв и т. п.) заказными литургиями. При этом Кирик представил даже и расчет: 10 литургий заменяют четырехмесячную епитимью, 20 — восьмимесячную, 30 — годовую. Владыка заметил, что это «неугодно», так как богатые, откупаясь службами, не раскаиваются в согрешениях. Так и должен был ответить греческий иерарх. Но откуда возник такой вопрос у Кирика?
В конце прошлого столетия вокруг этого положения разгорелся спор двух известных канонистов: Н. С. Суворова и А. С. Павлова.
Первый настаивал на том, что Кирик ориентировался на западную практику, второй же стремился подтянуть необычный вопрос к византийской письменности, а непосредственным источником вопроса считал югославянский епитимийник «Заповедь и устав св. отец», относя его к греко-восточной церкви.
В продолжение спора Суворов показал, что греческой практике статья никак соответствовать не может, а на Европейский континент подобные обычаи привнесли ирландцы, в частности, Колумбан в VI веке. Позднее Н. К. Никольский показал, что непосредственным источником 76-го вопроса является установление «апостола Германии» Бонифация (ум. 755). Но посредника он усматривал в землях западных славян, именно в моравском культурном наследии. С таковым, в частности, связывался предполагаемый непосредственный источник вопроса Кирика «Св. Апостол правило», являвшийся переводом постановлений Бонифация, а также названный выше памятник «Заповедь св. отец».
К последнему установлению близок и «Закон судный людем», вокруг которого шла полемика несколько иного рода: является ли он творением болгарской или моравской литературы? В настоящее время можно считать окончательно установленным моравское (или чехо-моравское) его происхождение. При этом и в «Заповеди», и в «Законе» явно просматривается западная, ирландско-британская в своей основе покаянная практика: публичное покаяние с прохождением по степеням, сочетание покаяния с изгнанием и странствием как формой наказания, возможность замены обычных церковных наказаний денежными штрафами, которые позднее расцветут в форме вкладов, так сказать, превентивных.
Таким образом, невизантийские порядки Антониева монастыря могут найти объяснение в ирландских традициях, которые в значительной мере были усвоены и вообще католическим Западом, но являлись не только его и даже преимущественно не его достоянием. Как и в молитве, соединявшей мораво-чешских и скандинавских святых, здесь также соединяется ирландское и кирилло-мефодиевское начало. А это обстоятельство также должно склонять в пользу именно ирландцев, а не непосредственных католиков.