Крещенные кровью

— Я поступил так, как посчитал правильным, — ответил брат убежденно. — И тут дело не в предательстве, а в принципах. Я объявил свою войну Стране Советов. Стране и ее руководству, но не русским людям!

— Ты воюешь на стороне злейшего врага Родины, — продолжал напирать Степан. — Ты что, не знаешь, сколько горя фашисты причинили тем русским, о которых ты говоришь? Ты, видимо, очень старался угодить новым хозяевам, что они увешали тебя крестами и генеральскими погонами.

— Я не участвовал ни в боевых действиях, ни в карательных акциях, — пробубнил пристыженно брат. — Я занимался тем, чем и на службе в ОГПУ: искал для немцев ценности…

— Тем самым обогащая рейх, — не удержался и встрял Яшка.

Василий бросил в его сторону злой взгляд и крикнул:

— Бергер, если это чучело еще разинет рот, пристрели его без раздумий и сожалений.

— Вот в этом твоя суть, «братуха», — горько усмехнулся Степан. — Для тебя жизнь человеческая уже не имеет никакой цены… Что случилось с тобой, Васька? Ты только вспомни, как мы росли. Только вспомни…

Он не договорил — закрыв ладонями лицо, громко зарыдал. Сердце Степана разрывалось от боли — та требовала выхода.

Василий тоже украдкой смахнул слезу. Горе брата глубоко задело его сердце. Он достал сигарету и зажал ее губами.

— Скажи, брат, как ты мог так поступить? — недоумевал Степан, глядя на него. Голос его стал тих, но строг.

Василий не расслышал — он неуклюже чиркал зажигалкой. Степан спросил громче:

— В кого ты превратился, братишка? Разве тебя не мучает совесть?

Василий молчал, словно собираясь с мыслями.

— Почему ты стал врагом?

И снова без ответа: Василий курил и смотрел себе под ноги.

— Что тебе сделали русские люди, скажи? — не унимался Степан.

Наконец Василий махнул рукой и, подавшись вперед, прошептал:

— Обратного пути у меня нет, слишком далеко все зашло.

Но Степана провести было трудно. Он видел: Василий уже завелся, у него дрожат руки. «Нет, не годится, чтобы между нами оставалось что-то, — думал Калачев. — Я люблю его, но не понимаю. Однако спорить и обвинять обязан! Потому как жизненные позиции у нас разные…» Степану очень хотелось верить: брат сейчас остынет и осмыслит его слова.

— Брось дурить, Васька. Не таков ты!

Тот отбросил окурок и приподнял голову.

— О чем ты?

— Я хочу, чтобы ты одумался и вернулся со мной.

Василий как-то странно улыбнулся, и Степан догадался, что уговоры не нашли отклика в его сердце.

— Знаешь, а ведь ты был прав, — начал Василий, ухмыляясь. — Это по моей воле тебя оклеветали, осудили и бросили в тюрягу.

— Знаю, — Степан не понимал, зачем брат снова вернулся к этой теме и куда он клонит.

— А ты выжил и пришел за мной. Какие только зигзаги жизнь не выкидывает!

— Я тоже так думал, когда лес валил. Зол был на все, но не сохранил ни на кого обиду.

— Врешь! — неожиданно вспылил Василий. — Те, кто тебя послал за мной, отлично знали, что я не вернусь! Тогда ты должен был бы меня убить? Верно?

— Наверное, да, — пожал плечами Степан. — Но сейчас, после нашей встречи, я скорее пущу пулю себе в лоб, чем выстрелю в тебя!

— Ложь! Ложь! Ложь! — выкрикнул брат, распаляясь. — Тебя привела за мной обида и жажда мести! Тебе прочистили мозги, чекисты тебя обработали и натравили на меня! Ты пришел не уговаривать меня вернуться, а убить! Из тебя сделали Каина, Степан, и если бы не стечение обстоятельств, если бы ты не угодил в мою ловушку, ты бы застрелил меня из укрытия первым! Так ведь?

Степан слушал выкрики Василия и сознавал: тот намеренно распаляет его — пытается разозлить, чтобы вызвать ответную агрессию и убедиться в правоте своих надуманных утверждений.

— Но я тебя понимаю и не виню, — продолжил желчно Василий. — Ты имеешь право на месть, братуха! Это я придумал тот чертов план, направленный на ликвидацию банды Проньки и коммуны Васьки Носова. Однако все пошло не так, и пришлось на ходу приспосабливаться к новым обстоятельствам.

Красноречие рекой полилось из Василия, как из переполненной чаши. Степан молчал, слушая его. Он понимал, что поступок, который брат совершил когда-то, сжигает того изнутри, и сейчас ему необходимо высказаться, чтобы облегчить душу.

— Меня послали из Москвы в Оренбург помочь ликвидировать банду Проньки, — рассказывал Василий задумчиво. — У меня уже имелся опыт подобного рода, но ехал я, не зная, с чего начать. Да и в ОГПУ мне не дали ни одной ниточки, из которой бы я мог смотать клубочек!

— Но почему ты не связался со мной? — не выдержал Степан. — Я тоже занимался этим делом.

— На то были свои причины — вздохнул Василий, — Я прибыл инкогнито и проводить операцию должен был секретно. Контакты поддерживал только с начальником ОГПУ и его замом — Горовым!

— А меня вы решили использовать вслепую? Как приманку? — предположил Степан.

— Можно и так сказать, — согласился брат. — Ты должен был работать официально и громко, чтобы бандиты видели своего врага только в тебе. Это удалось. Однако, как мы ни старались, на след банды напасть так и не могли. Делу помог случай…

— Случай? — удивился Степан.

— Смерть нашего отца, — ответил Василий. — Смерть отца и послужила началом конца банды Проньки.