Крест и клинок

— И еще одно, — добавил шевалье. — В своем письменном отчете вы можете указать такую, пожалуй, цену — сто тридцать скуди за голову. Французы заплатят лишку без вопросов, а я буду вам очень обязан, если вы перешлете разницу на Мальту в пользу ордена Святого Иоанна. Великий магистр Котонер нуждается в любых средствах, какие только можно добыть, для усиления фортов Валетты. Когда эта работа завершится, у рыцарей будет наилучшая гавань во всем Средиземноморье.

«Так вот что имеют в виду христиане, говоря, что надо ограбить Петра, чтобы заплатить Павлу», — подумал еврей-банкир. Шабрийан поступает согласно своей репутации фанатика, который ни перед чем не остановится, чтобы продолжить Вечную войну. Не удивительно, что его прозвали Львом Рыцарей и его галера «Святой Герасим» несет личный флаг Шабрийана с изображением пяти ран Христовых. Еврей слышал о Шабрийане много необычайного: что он совершил караванов, как называют грабительские плавания против неверных, больше, чем какой бы то ни было рыцарь — будь то из ордена Иоанна или Стефана, и что он сыграл доблестную роль в героической защите Крита от турок. Там, как говорят, мусульмане захватили его в плен и подвергли пыткам. Возможно, этим объяснялась его ненависть к мусульманам.

За всю свою жизнь Джедедайя Креспино не встречал человека, столь ревностно относящегося к вопросам веры.

* * *

— Удивительно, как же ты не утонул? — говорил Гектор Дану. — Это железное кольцо на ноге должно было утащить тебя на дно.

Дан рассмеялся.

— Каждый мискито должен быть хорошим пловцом. Берег мискито — сплошные топи и болота. В сезон дождей реки выходят из берегов, и все вокруг затоплено. Поэтому мы строим свои дома на сваях, и порой приходится добираться от дома до лодочной стоянки вплавь. А когда мы рыбачим в море, нам не страшно оказаться в воде, если каноэ — это такое выдолбленное бревно — вдруг перевернется. Каждый мискито с младенчества знает, как вернуть каноэ в правильное положение, а потом влезть в него и вычерпать воду. Так что когда галера затонула, мне ничего не стоило добраться до ближайшего обломка и оседлать его. Просидел я там совсем недолго, потом матросы с военного корабля подошли на шлюпке и подобрали меня.

— Жаль, они узнали, что ты ренегадо. Это я виноват, Дан. Я подтолкнул тебя стать мусульманином.

— Гектор! А ну-ка вспомни, разве не я первый сказал, что нам с тобой надо надеть тюрбаны? А в результате мы оба снова оказались в том же положении, из которого пытались выбраться. Но, будем надеяться, что вместе мы снова сможем найти выход.

Однако на сей раз Гектору не так-то просто было разделить надежды друга. Оба они, скованные по рукам и ногам, были посажены на одну железную цепь с третьим узником, молчаливым владельцем роскошных усов, оджаком со «Славы моря». Гектор выяснил, что этого янычара зовут Иргун. Широкоплечий, ростом более шести футов, турок редко улыбался и держался с непоколебимым спокойствием. Рядом стояли еще четверо оджаков, все они были извлечены из моря «Портлендом» и так же скованы вместе одной цепью. Они стояли у борта торгового судна, доставившего их из Ливорно, готовые сойти на берег.

— Это Марсель, вон он, гляди, — бросил Гектору какой-то матрос, когда корабль подходил к берегу. — Самый богатый порт во всей Франции. Полным-полно шлюх и кабаков. Только все это теперь не про тебя. Ты теперь собственность короля.

Гектор понятия не имел, о чем толкует матрос, потому что они лишь мельком видели человека, купившего их, торгового агента еврея, который поднялся на борт английского военного корабля в Ливорно и провел несколько часов, закрывшись с капитаном в его каюте. На следующее утро их спустили на берег и поместили в какую-то вонючую камеру, где продержали около трех недель, кормя объедками, а потом снова погрузили на корабль.

Озираясь, Гектор обнаружил первейшие признаки процветающего города. На маленькую бухту с двух сторон смотрели прекрасные здания в пять-шесть этажей, крытые черепицей. То были публичные дома и конторы. Высокие фасады их сияли желтизной в лучах вечернего солнца. За спиной у них две мощные крепости стерегли вход в гавань, воды которой бороздила армада барок, яликов, рыбачьих лодок, тартан и прочих парусных и весельных судов, спешащих по своим делам. И на пристани тоже кипела работа. Портовые грузчики громоздили тюки и клети, перекатывали здоровенные бочки, перетаскивали огромные коричневые кувшины для хранения продуктов, ругались и мошенничали, навьючивая товары на ослов и нагружая повозки, запряженные волами. Везде шныряли бродячие собаки. То и дело спотыкаясь и приседая под тяжестью шестов с поклажей, ковыляли носильщики. И среди этого хаоса, не обращая на него внимания, толпились кучками купцы и конторские клерки, торговцы и биржевики, они обменивались новостями или заключали сделки.

— Алле! Алле![9] — раздался голос.

Седовласый человек в кожаном жилете, который сперва поднялся на борт с какими-то бумагами, теперь приказывал узникам спуститься на берег.