Крест и Полумесяц

Нет, удар пяти тысяч Субэдэя не переломил хода битвы, не переписал историю самого тяжелого монгольского поражения. Быть может, если бы вовремя успел переправиться весь тумен тяжелой конницы… А то и оба, вместе с верной гвардией Чингисидов, тургаудами! Да, тогда их общий таран смог бы опрокинуть всадников врага… Но Субэдэю не хватило времени, и он недооценил противника. И потому, все, что старый нойон успел сделать напоследок, – это достойно принять смерть, очертя голову ринувшись в сечу у стяга кагана урусов. В последние мгновения жизни старый монгол искренне верил, что, срубив его, он заставит сердца воев противника дрогнуть.

Что же, может, в чем-то он и был прав – и ведь у Субэдэя практически получилось! Сабля из особой индусской стали прорубала любой доспех и даже щиты, рассекала вражеские клинки словно заговоренная! Но уже у самого стяга не знавший до того равных соперников кара-табан вдруг встретил клинок из чистой, светлой стали, будто бы белой. Сам каган преградил путь нойону, встретив атаку врага особым мечом, унаследованным от предков. Черный и светлый клинки схлестнулись с оглушительным звоном – и разошлись. Лишь на мгновение Субэдэй неверяще уставился на собственную саблю, не в силах признать, что чужое оружие смогло отвести ее удар. Но и этого мгновения оказалось достаточно, чтобы голова сподвижника Чингисхана подлетела в воздух, отделенная от плеч лихим молодецким ударом!

К вечеру бой закончился полным уничтожением переправившихся туменов – и гибелью застрявших на мели судов урусов. Ибо Бату, видя, как истребляется рать покоренных вместе с монголами, бросил в бой кипчаков, приказав им во что бы то ни стало смести преграду на броде. И кипчаки, убоявшись жесткого гнева завоевателей и подчинившись их воле, не посмели пойти против Чингисидов, а направили коней в воду, смело штурмуя борта завязших в песке кораблей. Только их смелость, как ни странно, рождалась от животного страха перед монголами… Путь им преградило около двадцати набойных ладей, тысяча воинов. Но, чтобы пробиться сквозь них к левому берегу, кипчаки потеряли половину тумена – и воды Итиля еще долго несли вниз по течению тела павших…

Но на берегу степняков уже встретил лес копий урусской фаланги, а сверху ударил ливень стрел. Кипчаки бежали, не в силах прорваться, а с другой стороны их истребляли разъяренные монголы, не давшие презренным рабам изменить воле вождя похода, Бату! И тогда они вновь шли по переправе к противоположному берегу и вновь падали от стрел и ударов копий. И вновь бежали. И вновь гибли под саблями монголов – пока на переправе не пал весь тумен. И только тогда ярость Бату утихла, сменившись зародившимся в душе страхом – ведь гибель сородичей наблюдали оставшиеся покоренные, еще пятьдесят тысяч воинов. Это против его двадцати пяти уцелевших монгольских всадников… А что мог всколыхнуть в их душе вид истребляемых? Чего теперь ждать от них?

Бату приказал отступить от брода и удалиться на стоянку в степь. Но уснуть наступающей ночью он не мог, справедливо не доверяя показной покорности кипчаков. Перед рассветом монгольская часть армии окружила давнего врага – и десять тысяч лучников обрушили на спящих град стрел! А когда колчаны их опустели, по мечущимся под обстрелом куманам ударили пятнадцать тысяч панцирных всадников, хороня в волжских степях ненадежную рать, что должна была принять на себя всю тяжесть западного похода. Лишь редким счастливцам каким-то чудом удалось проскочить сквозь смертное кольцо. Кому-то посчастливилось переправиться через брод и в ужасе поведать урусам и асутам о гибели их туменов да о предательском ударе монголов. Не поверили союзники их словам, но дозоры все же отправили – и те вскоре подтвердили слова перебежчиков о великом побоище. Эх, удачное было время перейти реку самим, да настигнуть врага в степи! Да только того уже и след простыл…

Ушли монголы от Итиля, прозвав его проклятой рекой. И более никто из Чингисидов уже никогда не вспоминал о «походе к последнему морю», и никто из них не вспоминал о битве на проклятой реке. Нет, потомки Тэмуджина старательно вычеркнули это поражение из собственной истории – да только память о нем в народе так и не была предана забвению. Наоборот, лишь обрастала сказочными и жуткими подробностями… И если монгольской матери нужно было очень сильно напугать непослушного малыша, ей лишь стоило вспомнить о злых великанах Урусе и Асуте, как маленький шкодник тут же притихал.

Эпилог

Январь 2189 г. от Рождества Христова

Открытый космос

Пассажирский шаттл «Нарва»

Разгонный левый прямой с подшагом правой и уклоном – и, выпрямившись, на скрутке корпуса заряжаю увесистый кросс по боксерскому мешку. Повтор – левый прямой с уклоном, акцентированный правый… Повтор – левый прямой с уклоном…