— Отлично! — она обвила руками шею графа и на миг коснулась губами его губ, сразу ставших горячими. — А Филипп может вернуться послезавтра. Или даже через три дня. Если ты будешь ждать его, то, чего доброго, сам опоздаешь. А толку все равно не будет, поверь. Ну а если же завтра с тобой уеду я, то это будет совершенно законно. Короля в Париже нет, ты приехал просить его помощи, и я, сестра короля, оказываю эту помощь вместо него, потому что не сомневаюсь в его воле. К чему здесь можно придраться?
Луи, в свою очередь, поймал губами ее губы и долго не отрывался от них.
— Алиса, я люблю тебя! И прошу — если только ты не пошутила, стать моей женой. А если понадобится благословение родственников, то вот Ричард тебя и благословит. Он ведь тоже твой брат! Правда, не родной.
— А это неважно! Как же я сама не подумала? Луи, дорогой мой!
На этот раз поцелуй оказался настолько бурным, что влюбленные, сплетясь клубком, упали на серого Саладина, задремавшего было между двух подушек. Такого оскорбления котище уже не снес — завопил самым дурным голосом, какой только может вырваться из кошачьей глотки, а потом, в гневе цапнув Луи за плечо, ринулся в окно. Покои принцессы были на втором этаже, однако Саладо это не смущало. И самое невероятное: он умел не только выскакивать из окна, но и вскакивать обратно, что вызывало у графа неподдельную зависть — для него это было бы прекрасным выходом из положения в дни, когда король упорно торчал в замке.
— Итак? — спросила Алиса, когда влюбленные в изнеможении оторвались друг от друга.
— Итак, завтра нужно отправляться. Но что ты скажешь?
— Кому? Придворным? Так и скажу — еду от имени брата в Вормс, чтобы защитить честь рода Плантагенетов.
— Браво! А если Филипп приедет, разгневается и пожелает нас догнать, чтобы вернуть тебя?
— Ну, он вряд ли догонит нас. И уж точно не явится за мной в Вормс. Кем-кем, а дураком он себя выставить не позволит! Но на всякий случай надо бы нам завтра же утром и повенчаться, чтоб не он имел на меня права, а ты. Ты не передумал?
— Нет. А ты?
— Нет.
И они снова обнялись.
В то время как двое влюбленных, благодаря столь несчастливым обстоятельствам, так счастливо решили свою судьбу, два других, столь же сильно любящих друг друга сердца, по-прежнему были разлучены. Хотя те, кому эти сердца принадлежали, тоже находились рядом друг с другом.
Герцогиня Эльза Брабантская и барон Фридрих Тельрамунд оставались вместе с Ричардом Львиное Сердце, Эдгаром Лионским, его юной женой и старым рыцарем Седриком Сеймуром в Антверпене, за надежными стенами монастыря Святого Апостола Петра.
Герцог Леопольд Австрийский не пожелал прятаться от «поганых тамплиеров» и покинул монастырь, едва сопроводив туда своего царственного пленника и оставив при нем охрану из двенадцати воинов. Правда, Леопольд объяснял это опасениями: а не попробует ли все же император Генрих добраться до вырванного из его рук узника, применив силу. В благодарность за столь своевременное появление его отряда Ричард дал герцогу слово не пытаться бежать ранее, чем сейм в Вормсе вынесет свое решение. И австрийский забияка полностью этому слову доверял. Но на всякий случай заставил друзей короля тоже поклясться, что они не попытаются увезти Ричарда, перебив оставленную охрану. По правде сказать, Леопольд не сомневался в способности одного только Седрика легко разделаться с двенадцатью ландскнехтами! А ко времени отъезда в Вормс герцог обещал вернуться с большим и сильным отрядом, чтобы самому сопровождать плененного короля.
В тот день, когда Алиса Французская приняла свое отчаянное решение и стала вместе с возлюбленным готовиться к отъезду и к венцу, Эльзу Брабантскую тоже ожидало радостное известие: в монастырь приехал из Гента второй сын кожевника Рудольфа, двоюродного брата славной Ингеборг. Аксель, так звали юношу, сообщил герцогине, что обе ее девочки и маленький сын живы и здоровы. Отважная кормилица сумела добраться до города, и Рудольф с женой приняли ее и детей.
— Девчушки играют с моими сестрами, а у меня их шесть, — сообщил Аксель, сгружая с запряженной осликом повозки кожаные фляги и кружки, привезенные вроде бы по заказу монастыря, чтобы его приезд не вызвал подозрений у возможных соглядатаев. — Дом у нас большой, да и у соседей детей много, так что никто из чужих ничего не заподозрит. Двоих соседей, гончара Хуго и бондаря Йохана, отец предупредил, чтоб ни они, ни их жены не заикались с другими горожанами о нашем прибавлении. Эти-то, само собой, заприметили, что детей стало больше, а мать у нас уже три года как никого не рожала. Да они не болтуны и в крепкой дружбе с отцом. Ингеборг от девочек не отходит, и малыш у нее всегда при себе. А уж до чего он хорош: румяный такой, веселый! Моя матушка вся так и цветет, как его видит. Дай Бог здоровья вашим деткам, госпожа!