Крест короля

Как ни наивна была Эльза, она хорошо знала, что обычно говорится «брат ордена», а не «друг ордена». Значит, человек с толстым носом — не тамплиер, но имеет к ним какое-то особое отношение — ведь, не будучи посвященным, называться «другом ордена», то есть вообще быть с ним как-то связанным, никто не имел права.

Молодая герцогиня низко поклонилась. Парсифаль остался на своем месте, лишь улыбнулся и наклонил голову. За десять лет, что она его знала, магистр ничуть не переменился — то же длинное бледное лицо, те же кустистые брови с искрами седины, те же жуткие, пронизывающие глаза, взгляд которых — острее меча.

— Здравствуй, Эльза! — произнес Парсифаль, скользнув глазами по статной фигуре герцогини. — Ты стала еще красивее. Хотя с чего тебе дурнеть? Насколько я знаю, у вас здесь живется спокойно. А я приехал навестить сына.

Она даже не заметила этого оскорбительного «навестить сына» — как будто ни ее, ни детей, его внуков, вообще не существовало, они были совершенно безразличны. Эльзе хотелось лишь скорее избавиться от общества свекра, больше ни о чем она не думала.

— Ты куда-то собралась? — спросил между тем Лоэнгрин, наконец встав и подходя к жене.

Она даже вздрогнула от неожиданности:

— Но... Ты же знал... Мы... Я собиралась в храм. В Гент.

— Ах, ну да. Конечно! Там сегодня старый епископ Доминик будет служить, а потом целый час говорить, как важно помогать бедным, и как много страстей и страданий на нашей грешной земле! Поезжай, милая, поезжай.

Обычно он никогда так не отзывался о священниках, о службе и проповедях. Впрочем, он вообще не говорил на эти темы, избегая их, — словно боялся сказать что-то не то. И эти слова, произнесенные деланно-шутливым тоном, покоробили Эльзу. Впервые за десять лет супружества она испытала к нему нечто похожее на недоуменное презрение. И впервые осмелилась твердо возразить:

— Но ведь и ты собирался поехать со мной, милый. Я даже приказала оседлать коней для нас обоих.

Краем глаза Эльза заметила злобный взгляд Парсифаля, в этот раз устремленный на его сына. Лоэнгрин смешался и опустил голову.

— Да, я хотел было тоже послушать. Но видишь, обстоятельства изменились. Поезжай без меня. И надеюсь, к ужину ты вернешься.

Она почти выбежала во двор замка, не понимая, какое чувство в ней сильнее: прежний страх перед магистром или негодование из-за трусости мужа. И что же? Выходит, Парсифаль запрещает ему бывать в храме?! Но ведь тамплиеры везде заявляют, что они тоже — рыцари Креста!

— Лошади ждут, герцогиня! — доложил конюх Хельмут. — Ваши пажи уже в седлах. А где же герцог?

— Он не поедет! — не скрывая злости, отрезала Эльза. — Прикажи опустить мост.

— Слушаюсь. — Хельмут или не удивился, или очень хорошо скрыл свое удивление. — Деток, стало быть, вы тоже не берете?

— Дети с кормилицей будут на службе в здешней церкви. С ними нужно тоже отправить двух-трех пажей.

— Слушаюсь.

Старый конюх, хорошо зная привычки хозяйки, оседлал для дальней поездки ее любимого коня — серого в яблоках жеребца Либена. Либену было уже двенадцать лет, но он и не думал стареть — стройный, гладкий, удивительно спокойный, и в то же время необычайно резвый, — это был лучший конь в конюшнях замка. Некогда серого годовалого жеребенка подарили ей на шестнадцатилетие. Подарил рыцарь, который верно служил ее отцу и прославил его. И которому, как все тогда поговаривали, старый Готфрид Брабантский непременно отдаст в жены свою красавицу-дочь...

— Фридрих! — прошептала Эльза, обнимая шею ласково потянувшегося к ней коня и окуная лоб в пушистую белую гриву. — Фридрих Тельрамунд! Если бы ты сейчас был здесь! Как все было бы просто и спокойно!

Она сама испугалась этих невольно вырвавшихся слов. Никогда еще герцогиня так не думала. И никогда не вспоминала Фридриха. Или думала, что не вспоминает...

Либен смотрел на хозяйку большим черным глазом и терся горячей щекой о ее руку.

Эльза тряхнула головой, перевела дыхание. Затем повелительно кивнула пажам и вскочила в седло.

Глава 2

Старый Муталиб в новой роли

Парсифаль прислушался к удаляющемуся стуку копыт и снова устремил насмешливый взгляд на смущенно молчащего сына:

— Ну что же, Лоэнгрин? Я вижу, за десять лет ты очень даже свыкся с обликом доброго христианского правителя. Ты уже и на службы в храм ездишь!

Молодой герцог резко поднял голову.

— За все время раз пятнадцать и ездил, либо ходил в здешнюю церковь, — раздраженно произнес он. — А так провожу некоторое время в часовне замка, и этим все удовлетворяются. А как бы ты хотел, отец? Ты же сам позволил мне стать тем, чем я стал. Герцог Брабанта не может позволить, чтобы его заподозрили в ереси и даже в недостаточно усердном исполнении христианских обязанностей. Кроме того, — тут он слабо усмехнулся, — наши обеты разрешают внешне действовать по чужим правилам.

— Разумеется, — кивнул магистр. — Надеюсь, ты делаешь все это действительно ради соблюдения тайны. Но, судя по всему, ты до сих пор влюблен в эту женщину.

Лоэнгрин вспыхнул.

— Это тем более не запрещено!