Крест Марии

– Остался Фавн, – веско сказал дядя Лёня и печально вздохнул, – но он на третьем уровне. Придётся мне туда подниматься. Хоть и не хочется.

Я удивилась такому его прямо нежеланию подниматься туда.

– Дядя Лёня, а почему вы не уходите наверх? – спросила я.

– Мне нечего там делать, – буркнул он сварливо и отвернулся, давая понять, что разговаривать больше не о чем.

Но меня этим не проймёшь. Если уж я решила выяснить – не отцеплюсь, пока не узнаю.

– Так всё же? – переспросила я и добавила, – слушайте, а давайте уйдём наверх вместе? Будем дружить, общаться. Я вам жилетку свяжу, а? Так-то и поговорить по душам не с кем…

– Нет, – покачал головой дядя Лёня и немного грустно сказал, – понимаешь, там, наверху, есть люди. С которыми мне бы не хотелось пересекаться. Категорически. Поэтому так и разделились. Они – наверху, я – внизу.

– И вы уступили им…? – удивилась я, – почему вы выбрали быть внизу?

– А ты считаешь, что наверху, там рай? – брови дяди Лёни насмешливо приподнялись. – Нет, девочка, ты ошибаешься. Везде, всегда, в жизни – чем ты выше, тем большую цену ты за это платишь.

– Но какую цену вы платите наверху? – не могла понять я, – чаще дёргать за третий рычаг? Ерунда. Тоже мне цена!

– А ты хоть знаешь, зачем третий рычаг? – спросил он тихо и внимательно посмотрел на меня.

От его голоса у меня аж мурашки по спине пошли. Столько было там обречённости… даже не знаю.

– Нет.

– У тебя же око открылось?

– Открылось, – кивнула я.

– Ох, говорил я тебе – не надо, Мария, – сокрушённо покачал головой дядя Лёня, – так нет, не послушалась меня.

– Угу.

– И как?

– Жуть, – призналась я.

– А я говорил!

– Прекрасная, бесподобная, потрясающая жуть!

– Говоришь, словно в кабинете паталогоанатома, – хмыкнул он.

Я рассмеялась.

Мы еще немного поговорили. Вытянуть из дяди Лёни информацию о том, что у него случилось с теми людьми, не вышло. Как и выяснить, кто эти люди.

Ну ничего, дайте мне время – сама разберусь.

А уж чего, чего, а времени у меня впереди – вечность. Почти сорок лет.

Я активно занималась гимнастикой, бегом, бросанием ножа. Вязала носки и прочее барахло на обмен. Пересадила ещё два побега в моём садике. Семечки от «айвы», которые я положила на мокрую тряпку, и дважды в день мочила её, внезапно начали прорастать. Пришлось соображать, что использовать под горшки и где брать грунт.

Теперь я примерно полчаса выделяла на то, чтобы царапать кирпичную кладку. Собранная пыль шла на создание почвы для моих растений.

О судьбе Щукаря я старалась не думать. Но всё равно думала.

Имела ли я право его убить? Да ещё и чужими руками?

О! У меня монологи были похлеще чем у принца Датского вместе с Раскольниковым. То мне казалось, что вполне имела. Раз он чуть меня не убил. Потом я решала, что нет, я не должна была так поступать с другим человеком, что он и так судьбой наказан. Пусть бы еще сорок лет (или сколько там ему осталось), мучился.

Так ни до чего не додумалась и старалась поменьше загружаться.

Зато в окно смотрела по триста раз на дню. Иногда и ночью вставала, когда рычаг просыпалась дёргать. Подходила, любовалась. Белый ландшафт завораживал. Манил.

Я могла часами наблюдать, что там, за окном. Нет, картинка не была однообразной и не надоедала.

В газете «Сельская жизнь» я вычитала, что в рыбе есть фосфор и азот и эти вещества прекрасно подходят на подкормку растений, как удобрения. Когда мне дали кусок рыбы из кормильни, я есть не стала, хоть рыбу есть надо, это очень полезно. Вместо этого я положила её отдельно к кирпичной пыли, чтобы она перегнивала и дала улучшенный, насыщенный азотом и фосфором, прекрасный компост.

И это оказалось моей стратегической ошибкой.

Буквально через дня два эта рыба так развонялась, что я уже не знала, куда деваться. Я проклинала всё – и серокостюмного скотину-бюргера, зашвырнувшего меня сюда, и суку-свекровь, которая выгнала меня из дома без гроша в кармане на ночь глядя, но больше всех досталось газете «Сельская жизнь» и тому журналисту, что додумался написать это в газете и не сделал приписки, что рыба в компосте очень воняет.

Хотя не думаю, что селяне делают компосты из рыбы у себя в домах.

Форточки для проветривания у меня не было.

Причем, хоть я и морщилась от вони, но тем не менее выбрасывать начавшую перегнивать рыбу, я не стала. Перенесла её в санузел. И теперь вонь от гниющей рыбы конкурировала с запахами от разлагающегося трупа, точнее от головы. Я опять стала ходить в туалет в душ. А когда мне нужен был туалет, то я заходила и старалась дышать ртом. Кошмар, в общем. Больше всего я боялась, что ко мне пристыкуется кто-то и из щели для обмена попрёт эта вонь. Я даже придумала гипотезу, будто бы у меня в кресте нет никакой вони и я вообще не понимаю, о чём вы… Вентиляция, очевидно, в моём кресте работала из рук вон плохо. Или вообще не работала.