Крест, орел и полумесяц. Обманчивый рай

Последние слова она произнесла затухающим голосом, словно для самой себя. Затем воцарилось молчание. Из открытых створок окна в комнату проникала ночная прохлада, издалека доносился лай собак и редкие фразы карауливших внизу солдат.

– Я возродилась к жизни, Георгий, но душа моя пуста, – обернулась ко мне Феофано. – И никакими покаяниями не искупить вины за то, что мне приходилось совершать.

– Возрождение и покаяние… – тихо произнес я, и взгляд мой упал на бронзовый медальон, который все это время лежал на столе, поблескивая в неровном мерцании свечей. Внезапная догадка озарила меня, и я, пораженный своим открытием, растерянно посмотрел на Феофано. – Так это была ты!

Девушка тоже взглянула на медальон и печально улыбнулась.

– «Многократно омой меня от беззакония моего и от греха моего очисти меня, ибо беззакония мои я сознаю и грех мой всегда предо мною»[21].

Она замолчала, а затем глубоко вздохнула и посмотрела на меня.

– Да, Георгий, – с вызовом произнесла Феофано. – Ты догадался верно. Псалом Давида написан словно обо мне, а лилии – древний символ перерождения.

Девушка сделала паузу, собираясь с силами, чтобы признаться в самом главном.

– Тот склад подожгла я, Георгий. И сделала еще очень много ужасных вещей.

Ее слова едва не лишили меня дара речи.

– Но зачем? – только и сумел выговорить я.

– Считай, что это плата за мое исцеление, – отозвалась Феофана, проводя рукой над пламенем свечи. – Моя жизнь в обмен на жизни других людей. Но теперь мой долг закрыт, а я свободна, Георгий.

Произнося мое имя, она устремила на меня умоляющий взор, словно заклиная простить все ее прошлые грехи. Я же испытующе глядел на женщину, которую по-прежнему любил, но которая вдруг стала для меня такой чужой и далекой.

– Этот медальон предназначался мне? – холодно поинтересовался я. – Для чего ты оставила его?

– Чтобы вернуться, – ответила девушка. – Он мне дорог. Точно так же, как и ты.

Я поднялся, взял со стола медальон и протянул его Феофано.

– Уходи, – коротко приказал я.

Девушка вздрогнула от моего резкого голоса. Она явно ожидала чего-то иного.

– Георгий… – она сделала шаг ко мне, но я остановил ее жестом руки.

– Забирай медальон и уходи, – повторил я. – Мне нужно побыть одному.

На этот раз девушка повиновалась. Забрав медальон из моих рук, она отворила дверь и, бросив на меня прощальный взгляд, произнесла:

– Мы еще обязательно встретимся, Георгий. Я столько вытерпела ради нашей встречи и не отпущу тебя просто так.

Сказав это, Феофано скрылась в темноте коридора.

После этой встречи я еще долго не мог собраться с мыслями. Первые лучи уже окрасили стены моей комнаты в ярко-алый цвет, когда мне удалось, наконец, погрузиться в липкий и беспокойный сон.

* * *

На следующее утро я чувствовал себя вялым и разбитым. Бессонная ночь, странный ночной разговор и страшная правда – все это не позволяло мне в полной мере сосредоточиться на работе. Всюду меня преследовал облик Феофано. Словно наяву, я чувствовал запах ее волос, теплоту рук и сладость губ. Мне вновь захотелось увидеть, почувствовать ее рядом с собой, согласиться на любое ее условие. Но это было невозможно. Невозможно! По крайней мере именно так я вновь и вновь твердил себе.

Вконец исстрадавшись и потеряв всякий покой, я устало опустился на кровать, надеясь забыться спасительным сном. Однако все было напрасно и только внезапный приход Алексея вырвал меня из трясины мрачных видений.

– Господин, к вам пришел один из офицеров дворцовой стражи. Он уверяет, что дело весьма срочное.

– Зови, – приказал я. Сейчас мне было все равно, кого принимать, лишь бы отвлечься от гнетущих мыслей.

На пороге появился Павел. К моему удивлению, на его лице играла ликующая улыбка, впрочем, я даже и не подозревал, что удивляться было еще рано.

– Мы напали на след банды предателей, которая в последнее время причиняла нам столько беспокойств. – Павел сделал многозначительную паузу, а затем добавил: – Не без вашей помощи.

Его вызывающие манеры разозлили меня.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил я, обуреваемый недобрыми предчувствиями. И эти предчувствия оправдались вполне.

В руке Павла появился знакомый медальон, и душу мою охватила тревога.

– Девушка, – голос офицера рассек воздух подобно стальному пруту, – которая вчера была у вас. Она ведь созналась в своих преступлениях. Почему вы не передали ее в руки страже?

Я изо всех сил старался сдерживаться и вместо жестких слов, которые так и просились на мой язык, почти спокойным голосом осведомился:

– Где она?

Павел понял, что я не собираюсь оправдываться перед ним за свой поступок.

– В дворцовой темнице, – зло усмехнувшись, произнес он. – Есть основания полагать, что она действовала не в одиночку. У нее наверняка есть сообщники и сторонники в городе.

– Что ж, если ты полагаешь, что она виновна, – сложив пальцы лодочкой, проговорил я. – То, наверное, собрал и необходимые доказательства.

Улыбка Павла стала еще омерзительнее.