Крестьянин и тинейджер (сборник)

Мечтающий о собственной бензоколонке предположил собрать по всей стране остриженные ногти: «Нужна кому-то роговица в промышленных масштабах? Такого быть не может, чтобы не нужна!». Над ним смеялись лишь из вежливости, вяло. Почувствовав, что не развлек, он робко предложил наладить всероссийский лов комаров и принимать их у населения на вес в прессованном виде: «Ведь это чистый протеин, не может быть, чтобы промышленность в нем не нуждалась!» Женщина тоже что-то предложила и тоже первая смеялась, и вот тогда, вдохнув и выдохнув очередную порцию кальянного дымка, слово взял бывший нотариус-сиделец.

Он рассказал, что есть-де у него знакомый, бывший следователь, к слову сказать, тот самый, что его когда-то посадил. Теперь он вроде адвокат, но в гору не пошел. Сильно нуждается в деньгах, иначе не рискнул бы намекнуть ему при встрече, что есть возможность провернуть мероприятие с одной довольно дорогой квартирой. Одно условие: Саве… («нет, назовем его Савватий»), — дает подробную наводку, но сам в мероприятии участвовать не будет. Все весело молчали, поскольку растерялись; ждали разъяснений. Бывший сиделец разъяснил.

Есть один тип с почти что царской хатой, полученной в наследство. Не пьянь, не бомж и не пенсионер, но все же малахольный, одинокий и без связей. Если его прижать легонько, если заставить по-хорошему отдать квартиру, оформив все как куплю-продажу, затем немедленно и впрямь ее продать хорошему клиенту, то можно заработать тысяч двести. Комиссионные, всего лишь десять штук, отдать Савватию, а остальное поделить. «На четверых не делится, — заметил нервно отставной майор. — И почему ты это нам рассказываешь? Это твои дела с твоим Савватием, не наши. Он тебя, кстати, раз уже сажал, и, может быть, ему опять неймется».

«Я отказал Савватию. Такого рода дело всем нам непривычное. То есть устроить это дело в одиночку с непривычки — невозможно. Но встретил вас. И поглядите, все сошлось».

Опять молчали, с деланым весельем, и снова ждали разъяснений: что сошлось?

Он терпеливо разъяснил, перечисляя, что имеется в наличии.

Имеется нотариус (так, в третьем лице, сказал он о себе), уволенный; неважно. Главное, дело свое знает. Уже добыл печать, составил достоверный договор купли-продажи; зарегистрировать его он запросто сумеет. И покупатель есть, уже дрожит от нетерпения. Еще имеется открытие; на Нобелевскую премию потянет, да слишком долго ее ждать. Можно назвать это открытие «Искусственное разведение воспоминаний», а можно, обобщив и сопоставив: «Механизм исторической памяти»… Можно — никак не называть.

Но стоит лишь представиться, к примеру, одноклассником, а лучше однокашником — особенно, к примеру, человеку немолодому и одинокому: он тотчас скажет вам из вежливости, что помнит вас, пусть даже и не помнит, пусть даже и не рад вам; через минуту дружеского разговора он уже точно вспомнит вас, должно быть, в темных коридорах своей памяти приняв за вас кого-то там другого, тенью мелькнувшего в тех коридорах. Ну а поскольку в прошлом всех людей есть общие приметы и в памяти есть схожие зарубки, его воспоминание о вас еще через одну минуту дружеского разговора станет и ярким, и живым. К примеру, все дрались за девочек, все бегали с уроков, почти что все курили на задворках школы, и все хоть раз ходили с классом за город в поход — и жарили там шашлыки… Достаточно ему напомнить, как он ходил в поход на шашлыки, он вспомнит тот поход, и шашлыки, и даже вкус тех шашлыков, даже поверит, что он сам если не жарил, то мариновал те шашлыки, а если вы напомните ему, что шашлыки его не очень-то прожарились, поскольку хворост для костра был мокр после дождя, — он вспомнит все, о чем бы вы ни вздумали ему доброжелательно напомнить.

Сошлось и то, что есть машина, и, хватит ржать, нет ничего смешного в ее названии «хёндё».

Об этом можно было и не говорить, все уже слушали его серьезно. Он продолжал: «Главное вывезти его подальше от Москвы, там погулять с ним, слопать шашлыки и непременно напоить его. Когда стемнеет, убедить. Допустим, убеждать будет майор; он человек военный, значит, строгий. Он даже может в хрюсло дать разок, но, боже сохрани, не убивать…».

«Меня устраивает то, что до смерти не бить, — сказал майор. — Мокрое дело — слишком рискованное дело, к тому же мне не светит брать на себя живую чью-то душу…»

«Вот про их души мне — не надо!» — запальчиво сказала женщина; ее не поняли; пришлось ей со смущением растолковать свои слова: «Не стоит, в смысле, в самом деле слишком рисковать из-за какого-то там малахольного».

Нотариус потребовал внимания — и продолжал: