Крестьянские восстания в Советской России (1918—1922 гг.) в 2 томах. Том второй

Национальные особенности крестьянского протеста наложили отпечаток на протестное движение. В Поволжье, несмотря на общность интересов крестьянских выступлений, традиционная замкнутость этнических групп, многонациональный состав крестьянского населения ослабляли организованность протестного движения как единого целого. В сравнении с Поволжьем крестьянское протестное движение в Западной Сибири, на Украине (махновщина), в Тамбовской губернии (антоновщина) оказалось более организованным, сопротивление значительно более длительным, поскольку население по своему национальному составу было однородным. Тяжелый след на населении Поволжья оставил голод 1921 г. Так, в Малой Башкирии от голода погибло 26,9% населения[283]

. Подобная картина была повсеместной.

Изучение национальных аспектов протестного крестьянского движения позволяет утверждать о необходимости пересмотра оценки карельских событий 1921—1922 гг. и исторически обоснованного определения места крестьянского восстания в Карелии

в истории первых лет Советской власти как одного из крупных эпизодов ее завершающего этапа[284]

. Карельские события, трактовавшиеся в советской историографии как «белофинская авантюра», имели особое значение для Советской Республики: через Карелию пролегал единственный выход страны к незамерзающему Мурманскому порту. Объективный анализ развития карельских событий с определенностью приводит к заключению о том, что к их определению необходимо подходить не как к белофинской авантюре, а к крестьянском восстанию, которое имело выраженные национальные особенности, связанные с пограничным положением и национальным составом населения региона.

В «Краткой инструкции по борьбе с бандитизмом в Карелии» была дана четкая, недвусмысленная оценка движения: «Бандитизм в Карелии носит глубокий политический характер, почему при применении карательных мер к бандитам необходимо иметь большой политический такт и серьезно взвешивать все обстоятельства, дабы не вызвать возмущения широких масс населения». Далее предлагалось деление участников бандитизма на две основные группы: первая – «пришлый элемент», состоящий из русской и финской белогвардейщины, чинов миллеровской армии и кронштадтских мятежников; вторая – уроженцы края. На вторую группу в «Инструкции» обращалось особое внимание, поскольку она разнородна и состояла, помимо «кулаков, буржуазии и аграриев», «из политически неразвитых крестьян и охотников», обманутых и одураченных белогвардейскими агитаторами, и, наконец, «насильственно мобилизованных крестьян, политически совершенно неразвитых». Такая дифференциация свидетельствовала об участии в восстании различных категорий местного населения.

По отношению ко второй группе предлагалось руководствоваться следующими соображениями: если установлено, что бандит «происходит из кулацкого элемента и вообще из враждебных нам слоев общества, имущество их конфисковать, а самих выслать из пределов Карельской трудовой коммуны». Конфискованное имущество подлежало передаче бедноте, пострадавшей от бандитов, что преследовало политическую задачу: приобрести симпатии и социальную опору среди бедноты. К принимавшим участие в мятеже из крестьянской среды надлежало применять конфискацию имущества с большой осторожностью, только в отдельных случаях. Если было установлено действительное участие в мятеже с корыстной целью, бандитов предавали суду военного трибунала. К насильно мобилизованным конфискацию имущества не применялась, за исключением случаев их участия, в том числе по принуждению, в вооруженных мятежах[285].

Особенностью карельского восстания была обусловлена этнической близостью карелов финнам: независимость Финляндии вызвала активизацию националистических настроений у карелов, а также стремление Финляндии присоединить к себе Карелию. В итоге оба фактора – национально—территориальный и социальный – образовали своеобразный сплав. Примечателен характер антибольшевистских прокламаций 1921 —1922 гг. В них речь шла об обмане карельского населения большевиками, которые объявили автономию для карельского народа, но несоблюдали условия договора: «Они (большевики) обещают много страдавшим карелам автономию и свободу… Но исполняют мало… Россия вновь управляет, как и при царизме. Они идут под лозунгом народной власти и свободы, но в действительности они – продолжение прошлого царизма, они со временем уничтожат всю народную свободу, автономию и всю карельскую национальность заставят обрусеть… Но автономию для Северной Карелии мы можем получить лишь через наше правительство, но не путем большевистских разговоров. Русские – лисицы, мы знаем это из прежних опытов. Так почему же мы доверяем их словам и обещаниям? Все равно они их не исполняют. Прогнанное русскими наше правительство, находящееся в Финляндии, добьется для нас автономии. Прогоним же долой большевиков с нашей земли, таким путем лишь сохраним и дорогую свободу, свои леса в целом. Правительство достанет хлеба, и мы сами определим нашу судьбу»[286].