Крестьянский Брест, или предыстория большевистского НЭПа

Таковы лишь некоторые из тех телеграмм, которые сплошным потоком поступали в Совнарком и другие органы власти и из которых там складывались самые пухлые папки за этот период. Голодный кошмар, охвативший регионы с ограниченным возделыванием хлебных культур, продолжался всю зиму и весну 1918 года. Меньшевики, чье оппозиционное положение заставило их стать чутким барометром настроений рабочей массы, уже во весь голос требовали от большевиков прекратить «социалистические эксперименты» и признать, что только единый демократический фронт и Учредительное собрание могут дать мир и остановить разруху.

К моменту открытия Учредительного собрания в Петрограде и Москве уже сложилась напряженная обстановка. Большевики утрачивали свои позиции среди рабочих и готовились к решительным мерам ради сохранения власти. 6 января, на следующий день после разгона Учредительного собрания и расстрела в Петрограде и Москве демонстраций в его поддержку, на заседании исполкома Моссовета меньшевики подчеркивали, что «демонстрация 12 декабря, когда большевистская власть чувствовала за собой силу, прошла без препятствий, угроз и насилий, хотя привлекла мало рабочих. Демонстрация же 5 января подверглась самому дикому расстрелу, хотя жертвами падали не какие-нибудь „буржуи“, а рабочие, представители подлинной демократии и социалисты. Это показывает, что партия власти, большевики боялись участия в демонстрации именно рабочих и социалистических слоев. Большевики знали, что в рабочих массах происходит перелом настроения и поэтому, чтобы предупредить выход рабочих на улицу, были пущены все средства старого режима»[36].

Кризис продолжали усугублять более чем странные действия правительства большевиков. В обращении к Ленину из Петроградской продовольственной управы от 25 января говорилось:

«Центральная Управа Петроградского продовольственного Совета позволяет себе обратить Ваше внимание на новое обострение продовольственного кризиса в Петрограде, вызванного сосредоточением в городе уже значительного и ежедневно увеличивающегося количества австро-германских военнопленных. Управе, конечно, неизвестно, какими мотивами руководствовались и руководствуются соответствующие ведомства, сосредотачивая в северных голодающих губерниях огромные массы военнопленных. Но каковы бы то ни были эти мотивы, продовольственное положение Северной области таково, что необходимо немедленно и во что бы то ни стало… не только приостановить продвижение военнопленных в Петроград и вообще Северную область, но в ближайший же срок освободить Петроград от тех десятков тысяч, которые уже имеются здесь…»[37]

Неизвестны и нам действительные мотивы столь опасных манипуляций перед лицом угрозы германского наступления на Петроград. Непонятно, были ли военнопленные призваны внести свою лепту в развитие мирового революционного процесса, или же предназначались для решения более прозаических задач большевистской власти. Факты пока отсутствуют, а воображения здесь недостаточно, чтобы до конца постигнуть потребности нового порядка и замыслы руководства. Оставим этот вопрос открытым, лишь указав, что призыв продовольственной управы нашел адресата и предсовнаркома вскоре сделал распоряжение о немедленном выводе военнопленных из столицы[38].

Первый опыт продовольственной диктатуры

В обстановке охватившего страну экономического хаоса из-под обломков старой хозяйственной системы раздавались уже отчаянные призывы правительства:

«Хлеба, хлеба и хлеба!!! Иначе Питер может околеть»[39].

Ленин обвинял питерских рабочих в «чудовищной бездеятельности» и требовал террора, расстрела на месте для спекулянтов и укрывателей хлеба. «Для обысков каждый завод, каждая рота должны выделить отряды, к обыскам надо привлечь не желающих, а обязать каждого, под угрозой лишения хлебной карточки»[40].