Крестьянский Брест, или предыстория большевистского НЭПа

«В Полтавской губернии при помощи крестьянских Советов, — рассказывал он, — дело так наладилось, что мы в течение 10 дней отправили почти до 2000 вагонов, причем каждый день отправляли больше предыдущего»[90].

Рыков был последовательным сторонником централизации, в том числе и продовольственного дела, активно выступал против свободной торговли. На 6-й сессии Московского областного продовольственного комитета, заседавшей 25–30 апреля 1918 года, он твердо заявил, что хлебная монополия и твердые цены ни при каких обстоятельствах, хотя бы это грозило новой кровью и новыми жертвами, не должны отменяться, поскольку от этого «будет страдать самое существо октябрьской революции»[91]. Но вместе с тем он не менее твердо настаивал на том, что вести экономическую политику штыком — это безумие[92]

.

Парадоксальность его высказываний кажущаяся. Рыков был убежден в возможности четкого регулируемого обмена промышленных товаров на продовольствие по взаимно сбалансированным твердым ценам, т. е. в том, к чему в принципе стремилось и Временное правительство, не сумевшее подчинить интересы буржуазии. Как председатель Президиума ВСНХ, он знал о создавшемся положении в городах, когда склады забиты мануфактурой, есть нужные крестьянам машины и многое другое, но рабочие голодают, и, как московский продкомиссар, хорошо представлял, что в доступных губерниях по деревенским сусекам припрятано достаточное количество хлеба, за иконами — пачки ассигнаций, но есть большая нужда в промышленных товарах. Социалистическая теория должна реализовываться постепенно, доказывал он представителям Наркомпрода на совместном заседании 30 апреля[93].

Рыков опирался на областные продовольственные органы, созданные еще при Временном правительстве. Составилась так называемая «продовольственная оппозиция» из крупнейших региональных организаций — Московского, Северного областных и Московского городского продовольственных комитетов, которые на совместном заседании в начале мая выдвинули альтернативу введению продовольственной диктатуры. Она заключалась в развитии собственно экономических, эквивалентных отношений с деревней на основе товарообмена и гибкой политики цен. В обращении к Совнаркому областники заявляли, что ввиду крайне тяжелого положения необходимо «признать продовольственную диктатуру в настоящее время совершенно нежелательной и крайне вредной»[94].

Ссылки сторонников продовольственной диктатуры на германскую оккупацию и гражданскую войну на Юге несостоятельны, считали московские и петроградские продовольственники и приводили цифры. Так, в апреле для Московской области было получено 1402 вагона продовольствия (14,9 % от плана), причем половина этого количества из губерний, занятых неприятелем, — 703 вагона. Вместе с тем губернии Центрального земледельческого района, находящегося под контролем Советского правительства, постоянно отгружали смехотворное количество вагонов. Воронежская губерния отправляла около 20 вагонов в месяц, Тамбовская — около 10 вагонов, Орловская и Курская — ни одного вагона и т. д. «Трудно ожидать положительных результатов от карательных экспедиций, направляемых в производящие губернии, — писали они, — … озлобление населения растет, а хлеб не движется к ссыпным пунктам»[95]

. В Вятской губернии, давшей для Москвы 85 % апрельского плана, за первую половину мая не было погружено ничего из-за отказа крестьян поставлять хлеб по твердым ценам. В Челябинской губернии крестьяне начали развозить уже ссыпанный хлеб по домам.

В противоположность крикливой левокоммунистической оппозиции в лице Рыкова и его команды большинство ЦК большевиков получило сильную и компетентную оппозицию, отрицающую компромиссы с буржуазией, но вместе с тем склонную учитывать интересы и особенности крестьянства. Однако чисто экономические расчеты для Ленина не имели решающего значения. Продовольственная политика была тесно увязана с социально-политическими задачами борьбы с капитализмом, основной базой которого теперь были признаны зажиточные крестьяне. Несмотря на сопротивление «продовольственной оппозиции» и других, декрет о продовольственной диктатуре при поддержке Ленина стремительно проходил рубежи обсуждения.

Да здравствует гражданская война!

В первых числах мая пухлые продовольственные папки секретариата Совнаркома пополнились еще рядом обращений от представителей организаций северных и центральных губерний с указанием на усиливающийся голод и просьбами о предоставлении права самостоятельных заготовок продовольствия. В резолюции Новгородского продовольственного съезда говорилось: