Крестоносец

— Об жизни своей говорит, — повернув голову, пояснил подросток — ага, заметил все ж таки, что начальство проснулось!

— О Любеке рассказывает…

— А в Уставе любекских стекольщиков записано так, — чуть прикрыв глаза, продолжал Эгберт, а Максик тихонечко переводил, впрочем, Ратников и без него понимал кое-что. — Всякий желающий самостоятельно заняться стекольным делом должен пользоваться славой человека, который, по своему поведению и искусству, достоин этого звания. И должен дважды заявить о своих притязаниях на это звание… и быть бюргером.

— Так ты заявлял?

— А ты слушай дальше, Максимус. Ведь в Уставе любекских стекольщиков также сказано, что каждый желающий стать мастером должен обладать свободным имуществом в десять любекских марок, доказать свое искусство и дать обед. А также, желающие стать самостоятельными мастерами должны внести двадцать четыре шиллинга панцирного взноса и еще восемь шиллингов на покупку свеч… Видишь — сколько всего? А я ведь даже еще не подмастерье, хотя давно должен был. Мастеру Фердингу выгоднее держать меня в учениках.

— И ни фига не платить, — невесело усмехнулся Макс.

— Да, так. Именно.

— А что такое панцирный взнос, Эгберт?

— Это, видишь ли, те деньги, что идут на…

— Тсс!!! — прислушавшись, глухо прошептал Ратников. — Тихо вы оба! Похоже, идет кто-то!

Все трое насторожились… и действительно, услыхали чьи-то торопливые шаги на той тропе, что вела с побережья, со стороны бурга. Шаги становились все ближе, трещали кусты, слышались даже приглушенные ругательства — тот, кто явился сюда, вовсе не затруднял себя и подобием конспирации, видать, не рассчитывал встретить здесь особенно любопытных…

Между тем уже сильно стемнело, и ночка надвигалась черная, пусть даже и ясная, звездная, да вот только месяц висел на небе тоненьким, едва заметным серпом.

— Подпустим ближе, — взволнованно прошептал Михаил. — В конец концов, нам бы его только увидеть, опознать…

— А если это незнакомец!

— Тогда будем хватать — я ж говорил уже…

— Смотрите, сворачивает!

Уже у самой воды возникла невысокая, в накинутом на плечи плаще с капюшоном, фигура. Остановилась у старой березы… послышался треск ветки… Ага — вот как они оставляют друг другу знак. Предупреждают, блин…

Так… подобраться чуть ближе…

— Поползли, парни!

Еще… еще… и — совсем немного… лишь бы раньше времени не ушел, обернулся…

«Апчхи!!!» — громко чихнул Эгберт.

Фигура в плаще дернулась, обернулась…

Ратников тут же включил фонарь… выхвативший из темноты искаженное страхом лицо…

Лицо брата Германа, каштеляна!

— Вот уж никогда б не подумал, — покачал головой Макс.

А брат Герман… брат Герман вдруг расхохотался — весело, зло… Что-то прокричал, поднял вверх руку… И исчез.

Исчез совсем, как и не было!

— Ясненько, — подбежав, Ратников пошарил лучом фонаря у березы и, нагнувшись, поднял желтовато-коричневые осколки…

Ясненько!

Глава 7

Осень 1241 года. Окрестности Чудского озера

В Плесков!

И, как волки вечернею порою подстерегают овец, так и они… каждодневно строят козни.

Церковные фогты, из грамоты 1122 г.

Каштелян, исчезнув, так и не появился, что вызвало откровенную радость отца Арнольда, неофициально обвинившего пропавшего «брата» в пособничестве русским, о чем и был составлен самый серьезный доклад, отправленный с нарочным в Псков. И теперь ждали комиссию — представителей капитула.

Дежурство у Танаева озера Ратников не отменял, отправляя туда то парней, то одного Максика, то кого еще, благо теперь и вполне понятный повод имелся. Дни становились короче, по утрам подмораживало, хорошо, хоть дожди шли редко, и лес кругом стоял сухой, красно-желтый, красивый.

Несмотря на все произошедшее с отцом каштеляном, Михаил с Максом сразу же после происшествия почувствовали нешуточную надежду — еще бы, ведь все их догадки полностью подтвердились: и в самом деле, с Танаева озера можно было уйти. Как ушел отец Герман…

По всем прикидкам, каштелян, несомненно, должен был бы вернуться — только вот, когда? Да, в каморке исчезнувшего был проведен обыск… увы, никаких браслетов Ратников там не нашел.

Красавицу Лиину отец Арнольд перед ожидаемым приездом комиссии сплавил с попутным обозом в Псков, от греха подальше, отчего тосковал и еще больше исходил желчью, изводя паству придирками. Все — даже задиры бранденбуржцы — притихли, ждали.

Члены капитула явились на трех баркасах, два из которых принадлежали псковским купцам — попутчикам орденцев — шедшим за товаром на север, к Нарове. Спустив паруса, суда осторожно подошли к причалу на веслах, спустили сходни.