Крестопереносец

Головоногий метался, бился, все глубже вгоняя в себя меч. Стукал рыцарем о гранитные стены склепов, но вот укусить не мог. Зубами не дотягивался, ручками пытался поправить, но Константин был против. И все время при угрозе укуса бил Лихомана пяткой то в нос, то в челюсть или вообще куда придется. Отталкивался, и все повторялось заново. Драка была нешуточной, и, будь у рыцаря возможность, он бы… Впрочем нет, он бы все равно продолжал битву. Не тот Полбу человек, чтобы отступать или сдаваться. Но вот передохнуть… Да что там передохнуть, хотя бы нормально вдохнуть — не помешало бы.

Молнии, перекинувшиеся от меча, сотрясали тело Лихомана постоянно, его длиннющая красная полоска постепенно сокращалась… Но медленно, очень медленно. Гораздо медленней, чем полоска рыцаря… У Полбу оставалось ну совсем уж капелька, а у огромной руконогой головы еще больше половины

— … от лукавого… АМИ-И-ИНЬ! — из последних сил прохрипел крестоносец.

Небо разорвали тысячи отсветов, и практически из каждой звезды небосклона в Лихомана впились изломанные молнии.

«Божий гнев», — восхищенно подумал Полбу. И умер.

17. Ми — ми — ми…

Ту-ду-ду-ДУУУ!!! ДУ-ДУУ!!! Тр-р-р-ра-та-та-та-та-Та-ТА-А-А!!!!

Константин пришел в себя.

Это было что-то! Просто потрясающе!

Фейерверк взрывающихся перед глазами чисел, в основном двоек и еще каких-то… Пляшущие строки и нереальная, наполняющая душу божественная благодать!

В сознании разлетаются искрами тройка и нуль… снова фанфары, переходящие в барабанную дробь, нуль исчезает, появляется единица, двойка, еще одна тройка… Фанфары, не переставая, играют, но барабанов больше не слышно. Три и четыре. Три и пять. Три и шесть.

Аве Мария!!! Как хорошо-то… Господи, неужели он уже в Раю? Чувство такое, что разве именно в Раю испытать можно…

Наслаждение внезапно схлынуло, оставив лишь слабую тень… Но даже этой тени за глаза хватало, дабы рыцарь ощущал небывалую бодрость духа, радость, разбавленную толикой печали, да и что там говорить — счастье. Счастье человека, узревшего, пусть и одним глазком, райские кущи.

Константин огляделся.

Он все там же, лежит среди мрачных склепов… Лежит на чем-то мягком и бесформенном.

— Аве Мария!

Рядом с ним сидит… стоит… валяется… один из мелких розовых колобков, порожденных Лихоманом. И горько плачет. Прозрачные слезы текут по веснушчатым щечкам, длиннющим ресницам, носу и даже ушам. Точно, у шарика, размером чуть больше головы барона, есть маленькие аккуратные ушки. Колобок всхлипывает, скулит и все время лопочет «ми-ми-ми»…

Рыцарь присмотрелся. Нет, не красная надпись. Фиолетовая. «Вот сейчас отдохну минуточку, — подумал Полбу, — и раздавлю это исчадье… Интересно, а где остальные? Их же несколько было».

Колобок подкатился к барону, печально и серьезно посмотрев ему в глаза, и сказал:

— Ми-ми-ми.

И, уткнувшись носиком-пуговкой в геройскую подмышку, захныкал еще жалобней.

Константин хотел было оттолкнуть тварь, но на одной руке он лежал, а вторая все еще была приклеена к застрявшему в шкуре Лихомана мечу.

Шкура, хоть и сдулась уже изрядно, но меч не отпускала. Рыцарь приподнялся, с трудом перевернулся… колобок откатился на пару шагов и вполне отчетливо произнес:

— Аве Малия.

Полбу моргнул. Заявление головастика меняло дело в корне. Инфернальная тварь просто не могла произнести святое имя, а следовательно… Следовательно… Что именно «следовательно», крестоносец не знал. И решил проконсультироваться у епископа. Пусть и ере… православного. Во всех спорных ситуациях, еще с раннего детства, Константин привык спрашивать совета у святых отцов. А тут она такая спорная, что дальше вообще некуда.

Повозившись, сел.

Прислушался к себе, покрутился, поерзал… Вроде цел. Странно, этот урод его так бил и тряс, что все кости должны быть переломаны. Да и были, Константин отчётливо помнил, как хрустели ребра, ломались ноги, и красная полосочка все убывала… «М-да, — подумал барон. — Наверное, стойкости маловато. Не нужно было второй раз ловкачество, духовность и успешность эту повышать. Вот, испортил три очка, и кончилась жизнь. Вон, заместо тройки двойка светится. Убил меня Лихоман этот всё-таки».

Но, слава Господу, воскресил Он верного воина своего, как и обещал мудрый Боромир. Непременно нужно будет отблагодарить старика за науку.

— Славься, Господь… — пробормотал крестоносец.

О, свободные очки появились… Один три и нуль. Вот и зачем его писать этот нуль, если он не значит ничего? Константин не понимал.

Но решил, пока тут еще кто не выскочил, увеличить-таки себе стойкость. Вот, одно очко есть и еще три. Стало быть… На минутку задумался. Четыре.

Пока он соображал, колобок вновь подкатился и потерся зарёванной щечкой о кожаный подкольчужник.

— Слявься, Господь…

«Хм, — подумал, рыцарь. — Уродец уродцем, но, видно, нет в нем зла… Молитве святой его что ли научить? А что? Али-Бабу то крестили когда-то, принял его Христос, а мавр раньше вообще непонятно в кого верил. Благое дело будет… Но сначала…» Блымс. Блымс. Блымс…