Крестовский душегуб

Он вышел за дверь, и через мгновение в кабинет вошла сияющая и немного покрасневшая от смущения Леночка Спицына.

г. Псков, городское кладбище, примерно месяц спустя…

Голые деревья, возвышавшиеся по обеим сторонам асфальтовой дорожки, паучьими лапами устремлялись к небу и плавно растворялись в тумане. Накануне выпал снег и слегка припорошил осеннюю грязь пушистым белым ковром. Опавшие листья, искореженные и сморщенные, шуршали на повлажневшем асфальте и настырно липли к ногам. Они шли не спеша, перешагивая лужи, в основном молчали, каждый думал о чём-то своём. Облезлая псина, лежащая прямо посередине дороги, увидев идущих людей, неторопливо поднялась и поковыляла к кустам, тут же прямо под ногами меж бордюров бродили и курлыкали, выпрашивая подачку, нахальные сизари.

Корнев, облачённый в фуражку и шинель, шёл первым. Зверев в надвинутой на лоб кепке кутался в ворот чёрной куртки и немного отстал.

Когда миновали часовенку, стоящую у входа, они встретили пожилого дворника. Тот жёг мусор и опавшие листья. Увидев шагающего по дорожке подполковника милиции, он приподнял кепку и учтиво кивнул.

Могилу Насти они отыскали без труда, несмотря на то что кладбище после её похорон значительно разрослось. Выкрашенный в зелёный цвет памятник в виде пирамиды с заострённым верхом, увенчанный красной звездой; запылившиеся венки и фотография Насти в рамочке. Когда они подошли к ограде и встали в проходе, Зверев закурил.

– Меня снова вызывают в Главное Управление, – наконец-то нарушив затянувшееся молчание, заговорил Корнев. – Будет Резник и ещё кто-то из его коллег. Возможно, ты тоже понадобишься.

Зверев выдохнул дым и поморщился.

– Это ещё зачем?

– Они ещё раз хотят проверить твои показания! Вроде бы появились какие-то вопросы, – пояснил Корнев. – Они так и не могут идентифицировать труп Фишера. Они всё это время упорно искали тех, кто мог бы его опознать, но, видимо, так и не нашли.

Зверев усмехнулся:

– Меня это не удивляет! Наш Лёня слишком хорошо позаботился о том, чтобы Фишер остался неузнанным. Но мы-то с тобой знаем, что это был он. Или ты тоже сомневаешься?

– Нет! Я не сомневаюсь, что ты прикончил эту сволочь, кстати, а я ведь так до сих пор и не извинился перед тобой.

– За что? – удивился Зверев.

– За то, что усомнился в тебе, за то, что передал дела другим и помешал тебе довести дело до конца так, как ты хотел.

– Перестань! Что получилось, то и получилось! Фишер найден, Свистунова ждёт трибунал, а кстати, они уже определились, что сделают с иконой?

– Резник сказал, что по окончании дела её передадут московскому музею.

– Жаль!

– Почему жаль? А ты бы как с ней поступил?

– Вернул в монастырь!

Корнев фыркнул, хотел было что-то возразить, но, немного подумав, передумал.

– Мы сделали главное, Пашка, а икона теперь не наша забота.

Они снова помолчали. Когда Зверев раскурил вторую папиросу, Корнев спросил:

– Паша, скажи, а ты бы выстрелил, если бы Фишер сдался добровольно?

Зверев дёрнулся, его глаза сузились, он отвернулся.

– Тебе так важно это знать?

Корнев пожал плечами:

– Не хочешь, можешь не отвечать…

– И не буду! Всё случилось так, как это случилось. Случилось так, как ты хотел… и так как хотел я: мы посчитались за твоих близких, мы посчитались за Настю.

– Конечно, я же сказал, что очень тебе за всё благодарен. Я всё понимаю…

– Что ты понимаешь?

– Ну как что… Настя была тебе очень близка…

Зверев обернулся и выкрикнул с надрывом:

– Кто тебе это сказал?

Корнев опешил:

– Леночка.

– Ничего она не знает, твоя Леночка! Леночка ему сказала, – Зверев так стиснул папиросу, что та сломалась.

Он выбросил обломленный мундштук.

– Давай успокоимся, Паша! Я обещаю, что больше не стану лезть к тебе в душу, если тебе этого не хочется. Кстати, у нашей Леночки, похоже, появился ухажёр!

Зверев склонил голову на бок.

– Лётчик?

– Почему лётчик? – удивился подполковник.

– Неважно! – Зверев махнул рукой. – Кстати, ты говорил, что тебе нужно ехать в Главк.

Брови Корнева взлетели, но тут, видимо, поняв, в чём дело, он засуетился.

– Точно! Мне уже пора, а ты…

– Я останусь! Пройдусь.

– Да-да, оставайся.

Они пожали руки, и подполковник отправился к выходу. Зверев же ещё долго стоял у ограды и думал.

Он думал о Рите, которая как-то при встрече сообщила ему, что ждёт ребёнка. Ковальский снова получил главную роль и теперь в семье у них всё хорошо. Зверев думал и о Зиночке, которая на днях сообщила ему, что уезжает в Москву. Супруг Зиночки не зря так много ездил в командировки. Он нашёл себе новую должность в столице, и Зиночка была вне себя от счастья. Когда они прощались, Зверев совсем не почувствовал огорчения, скорее наоборот.

Больше всего Зверев думал о Насте!

Он думал о том, как бы сложились их судьбы, если бы Настя осталась жива. Зверев понимал, что то, что произошло с ними в тот день на празднике, как-то повлияло на него.

Смог бы он стать другим?