— Иди к чертям со своим варпом!
— Придет день, Ибрам… Далеко-далеко через много лет нечто, окрашенное цветом Вермильон, станет для тебя самым ценным на свете. Иди за ним. Найди его. Другие придут за ним, и ты прольешь кровь, защищая его. Кровь своих призраков.
— Довольно уже!
Девушка медленно передвигала колени по мерзлому полу, устилая свой путь каплями собственной слюны.
— Не забывай об этом, Ибрам! Ибрам! Пожалуйста! Так много людей погибнет, если ты этого не сделаешь! Так много, так много!..
— Если я не сделаю — что? — переспросил Гаунт, все еще пытаясь найти выход из этого кошмара.
— Уничтожь. Уничтожь его. То, что окрашено в цвет Вермильон. Уничтожь его. Оно рождает железо без души!
— Ты спятила!
— Железо без души! — кричала она, цепляясь за его ноги, за полы одежды, покрытой инеем.
— Отцепись от меня!
— Миры будут умирать! Военмейстер умрет! Не позволяй никому овладеть им! Никому! Оно не просто попадет в плохие руки! Все руки — плохие! Никто не вправе владеть им! Уничтожь его, Ибрам! Прошу!
Кадет что было сил отшвырнул ее от себя, и девушка повалилась на пол. Свернувшись, она начала плакать.
Гаунт подошел к двери и потянул ручку на себя. Щелчок. Открыто. Кадет бросил еще один взгляд в камеру. Девушка медленно поднялась и посмотрела на него красными от слез глазами.
— Не дай им этого сделать, Ибрам, — сказала она своим голосом. — Уничтожь его.
— В жизни не слыхал ничего глупее, — все еще неуверенно произнес Гаунт. Вздохнув, он добавил: — Если у тебя есть такой дар, почему бы не рассказать мне что-нибудь важное? Что-нибудь, что я хотел бы узнать? Например, как умер мой отец.
Девушка вновь присела на стул. Комнату снова сковал холод. Потрясающий холод. Взгляд ведьмы окунулся куда-то в самую глубину глаз Ибрама Гаунта, в его мысли.
Едва понимая, что делает, Гаунт снова сел напротив нее. Он уже без страха заглянул в темноту ее зрачков. Откуда-то он знал, что сейчас случится.
Ведьма заговорила чистым, ровным голосом.
— Твой отец… Ты был его первым и единственным сыном. Первым и единственным. — Помолчав немного, она продолжила: — Кентавр. Это случилось на Кентавре. Операцией командовал генерал Дерций, а твой отец возглавлял элитный ударный отряд…
Дэн Абнетт
Создатель Призраков
Приняв командование войсками Саббатского Крестового похода из рук прославленного — и ныне покойного — военмейстера Слайдо, военмейстер Макарот подхватил знамя и Имперского натиска. Целью похода было освобождение миров Саббаты — скопления сотни обитаемых систем вдоль границы сегмента Пацификус. Последнее двадцатилетие военной кампании было наполнено великими битвами и породило немало легенд: последняя оборона Латарийских Боевых Псов на Ламиции, победы ордена Железных Змиев на Презарии, Амболде Одиннадцать и Форнаксе Алеф, упорные сражения так называемых Призраков Танит на Канемаре, Спуртии Элипс, Меназоиде Ипсилон и Монтаксе. Пожалуй, среди всех этих событий битва за Монтакс более всего интересует имперских историков. Она кажется обычным лобовым столкновением с силами Хаоса, однако отчего-то все подробности о ней до сих пор скрыты в архивах имперского верховного командования. Остается лишь гадать, что же в действительности произошло в прибрежных джунглях, где разыгралась эта кошмарная битва.
Похоже, здесь стояло лето.
Небо морщилось складками серых облаков, то и дело окатывая линии имперских укреплений сильными, но короткими ливнями. Колючие вьющиеся корни местных растений покрывали каждый дюйм топкой почвы, их тяжелые, сочные листья укрывали и сушу, и зеркальную гладь маленьких водоемов. Чем дальше, тем меньше было условной суши под ногами. Серебристые лезвия заводей и мелких озер прорезали густой подлесок, приютивший тучи мошкары.
Воздух полнился зловонием пота. Это само по себе не могло удивить полковника-комиссара Ибрама Гаунта. Скорее его озадачило то, что эту вонь источали не его солдаты, а вода, растения, почва. От самого Монтакса разило гнилью и порчей.
На Монтаксе было невозможно окопаться. Траншеи не копали, а возводили из листов брони и местной древесины. Призракам пришлось строить плотины и заграждения из мешков, набитых землей. Гвардейцы три дня как высадились с транспортных челноков, и все звуки, что они слышали за все это время, — мерзкое хлюпанье мягкой земли, сгребаемой саперными лопатками в мешки, да стрекот здешних насекомых.
Истекая потом в только надетой свежей форме, Гаунт вышел из командирского поста, блочного строения в три отсека, поднятого сваями над мутной поверхностью водоема. Он водрузил на голову комиссарскую фуражку, прекрасно понимая, что из-за нее глаза быстро зальет ручьями пота. Форма состояла из галифе, заправленных в высокие сапоги, и длинной рубахи. На плечи он накинул водонепроницаемый плащ. В нем было слишком жарко, но без него — слишком сыро.