Крестовый поход против Грааля

Папский легат, прибывший в Прованс с поручением положить предел ереси, узнав о посвящении трубадура в епископы, воскликнул: «Дело спасено, коль скоро Господь даровал Церкви такого человека».

Доходы от собственного епископства не удовлетворяли претенциозного трубадура, и вскоре он погряз в долгах. Презрение бюргерства по отношению к недостойному епископу было столь велико, что он не мог свободно, не будучи осмеянным, показаться на улице. Рассказывают, что как-то раз Фульк сравнил в своей проповеди еретиков с волками, а правоверных — с овцами. Тогда поднялся некий еретик, которому по приказу Симона де Монфора, опустошителя Романии, были выколоты глаза и отрезаны нос и губы, и, указав на себя, вопросил: «Могла ли овца так укусить волка?» В ответ он услышал, что Монфор сделался «благой собакой».

Граф Фуа, брат Эсклармонды, обвинял перед папой Иннокентием III, кажется, именно этого епископа в том, что по его вине приняли смерть 1500 человек.

По непреложному закону, Романия и расположенная в ней гора Табор оказались ввергнутыми в море ненависти и проклятия. По тому же непреложному закону возвышенная любовь катаров была встречена земными властями с сильнейшей ненавистью.

Ведь были и такие, познавшие Отца,Которые позднее отведали огня.Гете. Вечный жид

Учение катаров успешно распространялось во второй половине двенадцатого века по романским провинциям Южной франции. Рыцарство ^{101}, горожане и даже духовенство видели теперь только в еретиках провозвестников истинного Евангелия. Немногого недоставало, чтобы позиции Рима в Провансе, Лангедоке и Гаскони окончательно ослабли.

Никогда нигде в мире ни одна страна не славилась большей религиозной терпимостью, чем Романия. Любые мнения можно было беспрепятственно выражать вслух, все вероисповедания были уравнены в правах, а классовых противоречий практически не существовало: нам известен даже перечень условий, при которых простой человек мог стать «шевалье».

Рыцарская жизнь процветала здесь, как нигде в другом месте. Рыцари Романии в равной мере чувствовали себя дома, будь то на Святой Земле и в Триполи, которые были, впрочем, лишь романской провинцией, или же в Руссильоне и Тулузе. Однако они отправлялись в полуденные страны скорее из страсти к приключениям, чем влекомые горением духа, и привозили оттуда чаще не набожное назидание, а неизгладимые впечатления о роскоши, мистике и умственной жизни Востока. Церковь требовала подчинения себе в духовной и светской сферах, что казалось рыцарству несовместимым с его представлениями о свободе и чести. Почти все бароны и рыцари Романии придерживались катарских верований, благоговейно принимали в своих замках «совершенных», собственноручно прислуживали им за трапезой и доверяли воспитание своих детей.

Что же касается романских городов, то долгая и напряженная борьба горожан с феодальным рыцарством привела к утверждению городской независимости. Со все большим успехом горожанам, обогатившимся за счет торговли с восточными портами, удавалось защищать свои муниципальные свободы. Они подражали нравам благородных, соперничали с ними в учтивости и отваге, были, как и те, поэтами и могли стать «рыцарями», как только того захотят. Заботясь о поддержании независимости, они отвергали влияние клира, равно как и светских господ, однако смыкались с последними в своем нерасположении к церкви и духовенству.

Как-то раз епископ города Альби был призван к одру умирающего родственника. На вопрос о том, в каком монастыре отходящий хотел бы обрести упокоение, епископ получил неожиданный ответ: «Не беспокойтесь об этом. Я хотел бы умереть у «добрых людей» и ими быть погребенным». Духовник возразил, что он не может дать на это своего согласия, однако смертельно больной сказал, что, если его будут удерживать, он отправится к «ним» ползком. Далее все развивалось по воле умирающего: о нем заботились, «утешили» и погребли «добрые люди»…

Развращенность нравов в Церкви была, без сомнения, главной причиной нежелания Романии пребывать под властью Рима. Многие епископы посещали свои диоцезы лишь затем, чтобы собирать произвольно наложенные церковные подати, и держали при себе для этой цели настоящую армию разбойников. Беспорядки в среде священства не поддаются описанию: многие, враждуя, отлучали друг друга от Церкви. Чтобы не быть узнанными, священники скрывали тонзуру и носили мирское платье. Если им и удавалось избежать взглядов и насмешливых речей уличной толпы, то они были не в состоянии заставить умолкнуть порицающих их трубадуров.

Сегодня мир уже не тот,Иные времена настали:

На копьях бьется поп, с амвонаНам возвещать девицы стали.Пейре Кардиналь ^{102}

Если проповедовал еретик, народ устремлялся к нему и восторженно внимал его словам; католическому же священнику с насмешкой задавался вопрос, как он дошел до мысли возвещать Слово Божие…