Крестовый поход против Грааля

В ночной тиши возле креста ХристоваСклонился на колени Иннокентий.Боится папа тишины полнощной,Но мир молчит — он стал совсем немым.Он смотрит вверх на образ Божества,Ужасны для него любовь и кротость,Когда его грызут воспоминаньяО всех его деяниях кровавых.Недвижно вперил взор в Божественный он лик,

Вдруг мотылек возник и тихий свет разлился;Но тяжесть страшная сдавила тихий крик,К Распятому воззвать он не решился.Он видит море новых огоньковИ множество других крестов;И зарево в Провансе освещаетКресты на черных латах палачей.Звон стали, треск огня, падение строений…Проклятья страшные летят ему вослед

Под звуки пламени, бушующего рядом.Когда ж видение приблизится к нему,То, совесть грешную загнав в глубины ада,Он хладнокровно говорит: «Аминь!»Н. Ленау. «Альбигойцы»

Если переселение душ не выдумка, то в Иннокентии III воплотилась душа Диоклетиана. А имя бога, чьими ратниками считали себя пилигримы, — не Яхве, не Ваал, не Тор и даже не Люцифер. Имя ему — Молох из долины Хинном.

До Альбигойского похода Прованс и Лангедок походили на цветущий и безмятежный остров посреди штормового моря. Кровавые ужасы священной войны с еретиками составляют одну из величайших и самых страшных трагедий, когда-либо пережитых человечеством.

Прекрасная и обильная земля, свободный, покинувший ночь средневековья и страх светопреставления народ, единственный достойный считаться наследником «простоты и величия» античности, и даже, может быть, сама христианская культура были уничтожены по мановению гениального теократа и завистливых фанатичных соседей ^{119}

.

Христос посеял любовь, мир пожинает ненависть. Христос отменил древний закон новым, а мир делает Новый Завет еще более ужасным, чем Ветхий.

На кострах крестоносцев вместе с цветом Романии были уничтожены нежные ростки ее поэзии, которые с этих пор начали увядать. Вместе с Альбигойским походом исчезло чувство ненарушимого покоя, растворенности в любви и блаженстве; Романия потеряла присущее ей очарование предрассветного безмолвия и умиротворенности, здесь обосновались ханжество и жажда крови. Война против альбигойцев нанесла смертельный удар романской поэзии, от которого она так никогда и не оправилась.

Не зная пути, идем мы без целиС уздечкой златой, под роскошным седлом.Но где стремена, бубенцы, где веселье?Увы! Все осталось несбывшимся сном.Сегодня сердца наши ранят не песни,А стрелы, рождая в душе боль и грусть.О время, любимое время и песни!

Мы вас потеряли, нам вас не вернуть!На сломанной ветке повисли две арфы —Свой век они кончат, видать, под дождем.Лишь ветер-бродяга коснется внезапноИх струн — и погладит осенним листом.Н. Ленау. «Альбигойцы»

Крестовый поход лютовал и дальше, но, что касается последовательного описания событий, я хочу ограничиться тем, что я успел рассказать. До сих пор я характеризовал историю крестового похода с той мерой достоверности, какую только позволяли ограниченные рамки повествования. Однако Раймон-Рожер из Каркассона, Аймерик из Монреаля, донна Геральда из Лавора — лишь трое из ста тысяч мучеников Лангедока…

Все еще живы Раймон Тулузский, Петр Арагонский, Симон де Монфор.

Еще крепки стены Монсегюра, еще хранит Эсклармонда святой Грааль.