— Вот что, Павел Дмитриевич, — Шеров взял Павла под локоть и повел его через вестибюль. — Не знаю, как вы, а я чертовски устал и проголодался. Давайте-ка зайдем перекусим. Пальтишко можно оставить вон там.
— Вы, Вадим Ахметович, говорили про одного человека. ..
— А-а, так он ждет нас за столиком, — сказал Шеров, толкая створку, высокой лакированной двери с резными стеклами. — Во-он за тем.
И деловито двинулся между столами. Павел последовал за ним, но медленнее, невольно задержав взгляд на роскошном интерьере ресторана, в котором он оказался впервые. Шеров обернулся и остановился, поджидая Павла.
— Впечатляет, да? — заметил он, обведя рукой зал. — Есть легенда, что зал этот сделан как точная копия знаменитого «Максима» в Париже. Только знающие люди говорят, что это вранье. Наоборот, это «Максим» содран с нашей «Астории». Так-то...
За угловым столом в нише на красном велюровом диванчике сидел мужчина в модном кожаном пиджаке. Увидев Шерова и Павла, он встал.
— Вот, Вячеслав Михайлович, это и есть тот самый Павел Дмитриевич Чернов, о котором я рассказывал.
Мужчина в кожаном пиджаке развел руки в стороны, сказал «О!» и протянул руку Павлу.
— Очень, очень приятно, Павел Дмитриевич. Я Лимонтьев, Вячеслав Михайлович Лимонтьев, замдиректора института имени академика Рамзина.
У Павла мгновенно участился пульс. Он порывисто сжал руку Лимонтьева.
— Значит, наконец присвоили имя Рамзина? Это правильно, правильно! — с чувством произнес он.
— Предлагаю сесть, — с чуть заметной усмешкой сказал Шеров и первым подал пример. — Меню уже изучили, Вячеслав Михайлович?
— Изучил, Вадим Ахметович, и более того, позволил себе сделать заказ — на свой вкус.
— Зная ваш вкус, возражать не стану, — ответил Шеров. — Ну-с, Павел Дмитриевич, что сначала — с Вячеславом Михайловичем о ваших делах или со мной о Тане?
— Да, Таня, — спохватился Павел. — Вы ее видели? Как она?
— Если позволите, Павел Дмитриевич, давайте в первую очередь о наших делах, — вмешался Лимонтьев и посмотрел на часы. — За мной через пятьдесят минут заедут.
— Да, да, разумеется.
У Лимонтьева была подчеркнуто интеллектуальная внешность: удлиненное лицо, высокий лоб, очки в солидной оправе. Общее впечатление несколько нарушалось золотыми коронками на передних зубах и массивным перстнем с топазом. Он уперся локтями в стол и наклонился поближе к Павлу.
— Насколько я понимаю, Павел Дмитриевич, та тема, которой вы столь успешно начали заниматься при Андрее Викторовиче, теперь закрыта?
— Да. Уже несколько лет.
— Почему, позвольте спросить?
— Объявлена неперспективной. Если точнее, то мне сказали, что под нее не готова технологическая база и неизвестно, когда ждать практических результатов.
— Да, — вздохнул Лимонтьев. — Все торопимся, все хотим прямо завтра результат, на тарелочке с голубой каемочкой, перспективно мыслить не умеем. Вот и доторопились. Слыхали, что американцы-то творят?
— Слыхал, — сказал Павел, глядя в стол.
— Откровенно скажу вам, Павел Дмитриевич, по этому поводу наверху имеется определенная озабоченность. Есть мнение, что эту тему следует открыть заново. Как, Павел Дмитриевич, есть желание поучаствовать... впрочем, что это я? — возглавить, конечно же?
Павел сжал кулаки под столом.
— Есть, — сказал он. — Только нужно, чтобы Просфорову были спущены четкие указания. Вы же нашего Ермолая Самсоновича знаете.
— Знаю, — подтвердил Лимонтьев. — Только Просфорова мы подключать не будем. Как и ваш институт в целом. Павел изумленно посмотрел на Лимонтьева.
— Видите ли, Павел Дмитриевич, мне думается, мы в свое время сделали большую ошибку, что вписали вас с вашим открытием в сугубо прикладное учреждение, к тому же подчиненное оборонке, — глубокомысленно произнес Лимонтьев. — Боюсь, если мы пойдем по второму кругу, история может повториться. База-то технологическая как тогда была не готова, так и сейчас.
— И не будет готова, — горячо сказал Павел. — Не подо что. Минералов не осталось, и пока я не получу возможность полноценной экспедиции...
К ним неслышно приблизился официант в черном смокинге с бабочкой и принялся выставлять на стол салаты, заливную осетрину, корзинку с булочками, бутылки с водой и запотевший графинчик. Павел замолчал, ожидая, когда официант уйдет.