Криминальные рассказы [сборник]

Теперь я не помню в точности, как принялся он за него. Но кажется, что один из его агентов постучал в кухню и, вызвав кухарку на лестницу, отвлек ее внимание. В это время Силантьев под видом купца Прохорова со своим старшим приказчиком восседал на сеансе. Трое его товарищей отмычкой открыли парадную и бесшумно прокрались в соседнюю со «спиритами» комнату. Силантьев, не порывая цепи, дал духам похитить его бумажник, затем подал условленный сигнал и, явив мошенникам массовую материализацию в образе своих товарищей, напугал их до полусмерти, после чего и арестовал всех. Они оказались теплыми ребятами: Федор Иванович — небезызвестным клубным шулером, двое из его сообщников — ворами-рецидивистами, а два остальных — административно высланными, проживающими нелегально в Москве. При их аресте приказчик позлорадствовал и сказал: «Я-то сумел порвать цепь, ну а вам, пожалуй, своих цепей не порвать будет!»

Дебоширы

Я не раз уже говорил о том разнообразии типов и образов, промелькнувших предо мною в течение моей долгой службы. Вот в памяти встают еще две тени, про которые я и намереваюсь рассказать.

Однажды утром мне докладывают, что истекшей ночью доставлены в сыскную полицию два молодца, произведшие в кафешантане «Эльдорадо» дебош и обвиняемые хозяином ресторана в похищении у него трехсот рублей.

Срочных дел в ту пору у меня не имелось, а потому я пожелал допросить их лично. Вместе с тем я приказал вызвать по телефону и хозяина шантана. Я велел позвать к себе арестованных.

Раскрылась дверь, и в кабинет вошел высокий субъект военной выправки с гордо поднятой головой. Одет он был в помятый смокинг, запонки его жеваной рубашки, видимо, отлетели, и выглядывала волосатая грудь. Его черный галстук съехал набок, волосы растрепаны. За ним, как-то петушком, вошел в кабинет совсем молодой человек, лет восемнадцати-двадцати, с серым, удивительно глупым и сильно расцарапанным лицом, яйцевидным черепом и густыми, ниспадающими до плеч волосами. Одет он был в бархатную темно-зеленую тужурку, какие часто носят художники.

Я начал допрос с него.

— Кто вы такой? Чем занимаетесь? Где живете?

Молодой человек, скрестив руки на груди и закатив глаза к небу, певучим тенорком и с бессмысленной улыбкой мне ответил:

— Я, Божией милостью, поэт и музыкант, сын замоскворецкого первой гильдии купца и кавалера Святой Анны третьей степени Дмитрий Кульков. Проживаю же я при родителях.

— Стало быть, тоже занимаетесь коммерцией?

— О, нет! Я с детства полюбил муз и самоучкой просветил свой разум. Так в автобиографии у меня и значится:

Я с малолетства льнул к наукам,

К стихам и прочим разным штукам,

За что родитель нас ругал

И в морду нам не раз давал.

— И хорошо делал! — буркнул его компаньон.

Поэт продолжал:

— Дома я бываю редко, меня не удовлетворяет серость нашей семьи. Я брожу по Москве-матушке, ища настроений, вдохновений и благородного общества.

— Очевидно, и в «Эльдорадо» вчера вы попали в поисках настроений?

Поэт не ответил.

— Давно ли вы знакомы с вашим компаньоном и что вас связывает?

— Знаком я с ним уже с год. Что связывает? Да нравится он мне своим весельем и отвагой. Я же часто бываю нужен ему. К примеру сказать, часто ему бывает есть нечего, ну и придет к обеду, нам что же? — не жалко, а то и просто перехватить у меня четвертную.

Его сотоварищ поморщился.

— Вы обвиняетесь в похищении трехсот рублей у хозяина шантана. Что скажете по этому поводу?

— Сущая нелепость! При наших капиталах стал бы я мараться?! Вот, может быть, они? — И он ткнул пальцем на своего попутчика.

— Я же был так оглушен всем происшедшим, что ровно ничего не помню. Спросите его. К тому же у него и великосветское красноречие.

Я исполнил его желание:

— Кто вы, чем занимаетесь, где живете?

Тип приосанился, выпятил грудь, покрутил ус и, щелкнув каблуками, ответил:

— Я Петр Петрович Оплеухин, поручик в запасе и дворянин. Живу на Мясницкой в меблированных комнатах Иванова, существую родительской поддержкой и кой-каким собственным заработком.

— Например?

— Да знаете ли, генерал, разно бывает: то в картишки выиграешь, то на скачках, а то и просто у приятеля перехватишь. Сами понимаете, у всякого порядочного человека могут быть долги.

— Что скажете по поводу предъявляемого вам обвинения?

— Фи, помилуйте, сущий вздор! Я порядочный человек, а не вор. Да, наконец, noblesse oblige[12], честь мундира… Не стану скрывать от вас, что вчера мы пошумели с пиитом немного, но и только!

— Расскажите подробно, как было дело.

— Чрезвычайно просто: сижу я эдак в «Эльдорадо», глотаю мои любимые остендские устрицы, запиваю их шабли, как вижу, — входит в зал сей рифмач и прямо к моему столику, да и плюхается на стул.

— Что вы врете, Петр Петрович, не я к вам подошел, а вы ко мне прилезли!