— Ну что же, хорошо! — сказала она нерешительно.
Я велел привести арестованного. Минут через десять в кабинет вошел молодой человек лет двадцати пяти, отлично одетый, бритый, красивой внешности. Но здесь произошло нечто совершенно для меня неожиданное. С его появлением раздался вдруг задушенный крик моей посетительницы:
— Саша?!!
И в этом слове мне послышалось и изумление, и отчаяние, и ужас, и горе. Арестованный яростно взглянул на нее и, передразнивая, также протянул к ней руки, состроил страстно умильную рожу и с тремолем в голосе, с пафосом простонал:
— Офелия?! — после чего злобно отвернулся и плюнул.
— Господи, Саша, да как это ты мог?! Зачем было хитрить? За что?
— За что-о-о? И вы еще спрашиваете?! Да неужели же вы настолько глупы и нечутки? Неужели же вы воображали до сих пор, что ваши ласки мне нужны? Ведь посмотрите на себя хорошенько: вы поблекшая, старая женщина, почти старуха! Я с дрожью вспоминаю об этих отвратительных минутах, эти дряблые щеки, эта измятая кожа на шее! брр…! Да знаете ли вы, что в минуты ваших страстных ласк я плотно закрывал глаза, чтобы не видеть всего вашего убожества!
Я несколько раз намекал вам о том, что крайне нуждаюсь в деньгах, что имею срочные долги и т. д. Вы же, не то по глупости, не то по скупости, пропускали это мимо ушей и в результате заставили меня прибегнуть к хитрости. Вы же, вы мне противны, понимаете ли, — противны, старая Мессалина!
Несчастная женщина, закрыв лицо руками, безудержно рыдала.
На меня накатила злоба, и, полузадыхаясь, я проговорил:
— Ну и негодяй же вы, милостивый государь! Много мошенников и негодяев видали эти стены, но вы побили рекорд!
— Ах, нет, не надо! — взмолилась дама. — Бог с ним, я ему прощаю, отпустите его, исполните мою просьбу! — И встав, шатающейся походкой направилась к выходу.
— Как ваше имя, где вы живете и кто был фотографом? — спросил я сурово арестованного.
Он назвал себя, указал адрес и выдал приятеля. Я записал и, позвонив, вызвал агента:
— Отправляйтесь по этому адресу, произведите тщательный обыск и непременно отберите фотографии, подобные этой (я протянул агенту записанный адрес и фотографию, переданную мне дамой); разыщите и соответствующий негатив, конечно.
— Излишние предосторожности, — иронически сказал арестованный.
— Поверьте, что если отпустите меня, то я и думать забуду об этой дурище!
— Да разве можно верить таким типам, как вы? Ведь этакая гнусность! Пытались неудачно альфонсировать несчастную женщину, затем не более удачно прошантажировали ее и, наконец, влипнув, подло озлобились и принялись наносить ей удары по самым больным местам. Какая гадость! Конечно, я должен исполнить ее просьбу, хотя бы для того, чтобы не предавать огласке всю эту историю. Но помните, что если вы только вздумаете дать о себе знать, то не только немедленно я вас арестую, но и, отбыв тюрьму, вы будете высланы административным порядком и лишены права въезда в столицы. Не забывайте, что двести рублей, отобранные у вас, были заранее переписаны и засвидетельствованный список их мне представлен, вот он. Ну а теперь убирайтесь вон, вы мне органически противны.
Он не заставил себя долго просить и исчез немедленно.
Таким образом несчастной женщине удалось спасти свой семейный покой, но… но какою ценою!
Юридический казус
Как-то на утренний служебный прием является ко мне тамбовский начальник сыскного отделения и заявляет, что, получив отпуск, приехал по личным делам в Москву и зашел ко мне представиться и просить совета. По его словам, у них в губернии произошел случай попытки поджога при довольно странных обстоятельствах, разъяснить которые до сих пор не удается.
— С неделю тому назад, — рассказывал он, — обратился ко мне некий моршанский купец Коновалов и в большой тревоге сообщил, что им только что получено письмо, написанное на машинке и без подписи. В нем его предупреждали, что в ночь на двадцать второе августа, то есть как раз в момент истечения срока страхового полиса, предполагается поджог его многочисленных амбаров, а посему доброжелатели его предлагают ему принять соответствующие меры охраны. Об этом Коновалов сообщал мне за сутки до назначенной ночи.
— Что же, — сказал я ему, — вы, конечно, перестраховали ваше имущество?
— В том-то и дело, что нет. Мы уже более десяти лет страхуемся в Московском Н-ом Обществе. Так было и нонче. Недели за две до срока я перевел деньги в Москву, прося продлить страховку опять на год, как вдруг дня три тому назад мне деньги возвращают по почте с извещением, что страховое общество, сокращая свои дела, не желает возобновлять страховки. Я бросился туда-сюда, да в нашем городишке подходящих надежных учреждений нету, ведь имущество свое я страхую в двести пятьдесят тысяч рублей, опять то да се, да и дела задержали — ну словом, помогите.
— Что же я могу для вас сделать? — спрашиваю.
— Будьте милостивы, — говорит, — дайте мне верную охрану, пущай ваши люди ночки три подежурят у моих амбаров, может, они изверга и изловят. Я же в это время смахаю в Москву и застрахуюсь в каком-нибудь другом Обществе.