Крёстный отец «питерских»

Кроме этого, он предложил проект моментального вывода города в зону процветания, сославшись почему-то на опыт слаборазвитых стран, чем перещеголял безумие многих слушателей, сидящих в партере. Судя по внимавшим лицам депутатов, его предвыборное шоу, несмотря на плотную вуаль, воспринялось не так уж плохо. Собчак, чувствуя это, был горд, напорист и страстен. Правда, старая закваска иногда прорывалась через прорехи нового мышления, а потому его тянуло ошарашить зал своей образованностью методом возведения надолбов догматизма с цитатщиной о «бесспорных ценностях социализма», видимо, почерпнутых из своих же диссертаций. Обычно, завладев вниманием зала, он сразу начинал просвещать всех, вовсе не жаждущих этого нравоучительного просвещения. От пророчеств Собчак уклонялся, зная, что пророков бьют камнями, но упорно пытался приобщиться к откровениям уже давно побитых и замахивался опровергнуть один целые мировоззрения, намекая о своем обладании истиной вкупе с желанием теперь причастить к ней всех, если они изберут его председателем Ленсовета.

Я сидел на балконе. Кое-что из выступления «патрона» отмечал в блокнотике, а также наблюдал за реакцией не только всей аудитории, но и отдельных помеченных мною субъектов. Следует сказать: одним из ряда выдающихся достоинств Собчака было его умение выступать без заранее написанного текста, так сказать, экспромтом перед любой публикой и с любой темой. Правда, впоследствии это породило жуткую непоследовательность и чисто случайные политические перелицовки, ибо при следующих выступлениях на ранее уже озвученные темы он подзабывал, за что агитировал в прошлый раз, а посему порой испытывал трудности с развитием мысли, не помня, о чем говорил накануне. Но разовые выступления Собчак выстреливал с блеском. Вот и сейчас ему аплодировали, а он передыхал с блуждающей улыбочкой, какая бывает у нетрезвого, сильно близорукого человека, к тому же потерявшего очки, который по слабости зрения никого не замечает, но выражает готовность тут же поздороваться за руку с любым его толкнувшим.

Трибуна под Собчаком, как породистая лошадь, излучала свет надежды и уверенность в победе на скачках. После всех этих плоских, но обновленных риторическим напильником штампов, выданных Собчаком за оригинальные идеи, он перешел к злобе дня, сообщив партеру, что наше общество состоит только из хапуг и воров, что наши недра поистрепались, а кадры подразболтались. Однако если у Ленсовета будет власть, то сразу появятся деньги и всевозможные блага ему внимающим. Свою речь он закончил призывом к несокрушимому единству вокруг кресла избираемого председателя. Затем Собчак развернулся выгодным полуфасом к боковой телекамере и отдался на откуп всей наличной всенародной любви, зная, что если он сейчас станет главой города, то его имя, пусть хоть непродолжительно, будут произносить с верой и надеждой.

В то время еще никто не догадывался: изображаемые всеми на телеэкранах златые горы в итоге окажутся лишь обычным кукишем.

По реакции зала, активно воркующего под балконом, мне стало ясно, что «дело в шляпе» Собчак будет избран, а Аникин потерпит сокрушительное поражение своего дворового честолюбия. Я не стал дожидаться результатов голосования, отправился искать жену «патрона» и организовывать его отлет в Москву, до которого оставался час с небольшим.

В коридоре ко мне подскочил хорошо говоривший по-русски молодой репортер греческой газеты, аккредитованной в Москве, которого я встретить тут совсем не ожидал. Неделю назад по заданию Собчака мне пришлось посвятить ему почти целый день, рассматривая различные коммерческие предложения его покровителя, греческого миллионера, с которым Собчак, как я понял, познакомился на каком-то столичном приеме, и тот сразу обаял «патрона» своим приглашением приехать отдохнуть вместе с женой в Грецию на роскошной островной вилле, находящейся где-то в Эгейском море. Все эти «коммерческие» предложения, пересказанные мне репортером, хитро-радушный грек-миллионер сводил, по сути, к одной цели: возместить свои расходы в случае, если Собчак таки надумает его навестить, и иметь одностороннюю выгоду в будущем. Сейчас же посыльный миллионера, догоняя меня, просил посодействовать взять у Собчака интервью, в связи с его возможным избранием главой города, и получить ответ на один вопрос.

– Какой? – походя заинтересовался я.

– О его отношениях с членом Межрегиональной группы, вероятно, будущим Председателем Верховного Совета РСФСР.

Я понял: речь шла о Ельцине. Однако, извинившись, сообщил греку об отсутствии у Собчака для интервью даже минуты, ибо ему спешно нужно лететь в Москву и есть опасение, что он может опоздать на самолет. Поэтому будет, наверно, лучше, ежели грек найдет «патрона» в Москве по известному домашнему телефону. Репортер поблагодарил меня и был тут же смыт коридорной толчеей, а я отметил про себя странный интерес забалканской газеты.

* * *