Кристалл времени

Все в вагоне притихли. Политрук, подталкиваемый сержантами, двинулся в сторону тамбура. Когда дверь за ними закрылась, по вагону прошелся шепоток:

– Просто выпил парень – и все дела…

– Не, на шпиёна не похож…

– «Не похож»… У их, у шпиёнов, что ли, на лбу это написано?

А «Череп» проговорил чуть слышно:

– Все, спекся парень, – и мне вдруг стало до слез жалко этого не слишком симпатичного мне болтуна-политрука.

Я выглянула в окно. По перрону понуро брел политрук в своих тапочках на босу ногу, за ним с видом преисполненности шествовали сержанты.

Вдруг бедолага Шнырев обо что-то споткнулся, и одна тапка, соскользнув с босой ноги, отлетела куда-то в сторону. Политрук было метнулся за ней, но тут же получил подножку, отчего сразу упал, причем очень неудачно упал, так, что проехался носом по асфальту, а сержанты, подскочив к нему, сходу принялись бить его сапогами по ребрам. Затем подняли, поволокли. Дальнейшего я уже не видела, потому что, наш поезд, пропустив военный состав, уже тронулся и спустя минуту оставил перрон далеко позади. Пассажиры в вагоне вздохнули облегченно.

Вас я тоже никогда больше не увижу на своем пути, младший политрук Шнырев. Были вы, не были?..

Когда перрон скрылся из виду, я спросила маму-Ксеню:

– А куда они его?

– Ясно, не на курорт… – вздохнула она. И добавила: – Ох, кажется, не лучшее время я выбрала, чтобы с Андрюшей наконец повидаться.

Речь шла о ее сводном брате, к которому мы решили отправиться на время моих школьных каникул. Сама я его никогда не видела, поэтому попросила:

– А ты расскажи о нем.

– Да сама мало знаю о его житье-бытье: война с поляками, еще та, в двадцать первом году, нас разделила. А вот теперь, после воссоединения…

Я спросила:

– Так он что, белополяк?

Мама-Ксеня приложила палец к губам:

– Тихо ты!.. – И продолжала, перейдя на шепот: – Не белый он, не красный, не серо-буро-малиновый, он сам по себе. Ветеринар он… Давно б уж, наверно, взяли, да уж больно хороший ветеринар, таких на всю ихнюю область больше нету. В колхозе его даже величают «пан Анджей». Видела его в последний раз только вот таким, еще в начале Империалистической.

Она достала из-за пазухе и показала мне пожелтевшую фотографию. На ней был изображен молодой человек с лихо закрученным чубом, с усами, с насмешливым выражением лица. И еще было в его лице нечто, чего почти не увидишь нынче: чувство какой-то идущей изнутри независимости, но это я уже потом поняла, а сперва поразило другое: одет он был в форму царского офицера, при погонах, с длинной шашкой, висевшей на боку. Совсем уж едва слышно я спросила:

– Так он что, офицер?

– Да какой там! – отмахнулась она. – Просто прослушал когда-то три курса ветеринарной академии, но не доучился – призвали на Империалистическую, ну и дали офицерский чин, правда, самый малый: подпоручик.

– И все же – офицер…

– Ну, считай так. Да только под командой у него были только кони да лошадки. Ветфельдшером конного полка – вот кем он был… А потом, в самом начале войны, его в германский плен взяли, там четыре года и пробыл… Он, кстати, по-немецки выучился говорить, как настоящий немец, – вот с кем тебе по-немецки-то побалакать! Ну да тебе до него покамест – куда?!.. А хочешь, я тебе про этот плен расскажу? Там иногда и веселое тоже было.

После случившегося с политруком Шныревым на душе у меня было тягостно, я с радостью согласилась:

– Расскажи! – и прильнула к ее плечу.

– Ну слушай. Вызывают его однажды к офицеру ихнему, германскому…

Я слушала ее, задремывая, поэтому все представлялось мне, словно я видела это на экране в кинотеатре, при этом машинально переводя на немецкий то, что могла.

Чудесное исцеление господина Ганса

Вот молодого «пана Анджея» двое солдат вводят в кабинет немецкого офицера. Рядом с офицером сидит хорошо одетый толстенький, коротенький господинчик. Анджей, хоть и без ремня, но выправка у него отменная. И то же, что на той фотографии, насмешливое и независимое выражение лица.

– Der Gefangene russe Unterleutnant geliefert , – докладывает один из них.

Офицер знаком удаляет конвой, затем обращается к Анджею:

– Herr Leutnant, k"onnten Sie uns etwas leisten Dienst? – На что Анджей все с тою же усмешкой отвечает:

– Nur wenn dies nicht im Zusammenhang mit Verrat des Vaterlandes.

Офицер качает головой:

– Oh Nein, brauche Eure Hilfe ganz anderen Teil. – Он указывает на «господинчика»: – Darf ich vorstellen: Herr Golz, Besitzer des Zirkus.

«Господинчик» вскакивает:

– Bitte, Herr Offizier! F"ur mich ist es nicht einfach Hilfe, f"ur mich ist es eine wahre Erl"osung!

На миг я встряхнулась от своего полусна и снова услышала голос мамы-Ксени:

– Там у них вышло такое дело. Приехал в их горд цирк-шапито, а там, в цирке, главный номер был – с удавом. Да вот беда – удав этот вдруг захворал: лежит скучный, не ест, не пьет, выступать не может. И тут вдруг хозяин цирка узнаёт про пленного русского чудо-ветеринара…

И снова ее голос стал теряться вдали. Впрочем, я и так все видела почти воочию.

Хозяин цирка говорит Анджею с глазами, полными слез:

– Rette Hans, Herr Offizier, Jahrhundert werde f"ur Euch beten!