Кристальный пик

— Маттиола. — Я обошла жертвенник по кругу и остановилась рядом с мастерским столом, на котором она раскладывала мешочки с сухоцветами и минералами. Те предназначались для божественных алтарей, но Ллеу хранил их нетронутыми, предпочитая вместо этого животные кости. — Ты ведь знаешь, что не обязана становиться вёльвой лишь потому, что так твой брат сказал, правда?

— Знаю, — ответила Маттиола, не поднимая головы.

— Ты сама хочешь этого, Матти?

Она не ответила. Пальцы ее, потемневшие от растворов и грязи, крепко сжали один из мешочков. В том перекатывались обточенные морские камешки — точь-в-точь такие же, какие мы собирали на берегу Изумрудного моря в детстве, когда наступали отливы. Иногда Маттиола относила их братьям — не для ритуалов и ковки, а в дар, как талисманы. Однажды среди них нам попались бирюзовые самоцветы, похожие на лазурит. Прямо как те, которые Матти высыпала себе на ладонь, когда потянула шнурок и развязала мешочек.

— Ох, Ллеу, — вздохнула она. Да, это те самые самоцветы и были.

Впервые за месяц она не заплакала. Глаза ее больше не выглядели красными и стеклянными, как в первые дни после известия, пришедшего вместе с разлагающимся телом издалека. Губы не подрагивали, не сжимались, проглатывая крики и плач. Вчера, прежде чем наконец-то вернуться в кузницу, Гектор сказал мне, что Маттиола наконец-то начала оправляться от горя — и, судя по всему, не ошибся. Какие-то самоцветы из прошлого больше не могли ранить ее, покуда она каждое утро видела своего мертвого близнеца, умываясь напротив зеркала. Я не могла представить, насколько это должно быть больно. Зато могла дать ей выбор, ларец с сокровищами, что обеспечат ей безбедную старость, и попросить дракона, нежно в нее влюбленного, унести ее вместе с младшим братом далеко-далеко, где им обоим станет лучше.

Матти спрятала самоцветы обратно в мешочек, туго затянула его и посмотрела на меня с улыбкой такой вымученной, что я едва не отвела глаза, не в силах на нее смотреть.

— Знаешь, чего я хочу на самом деле? — спросила она вдруг дразнящим тоном. — Хочу узнать, сделала ли ты то самое, за чем ходила в лес вместе с Солярисом.

— Ты про то, собрала ли я чернику?

— Ага. — Улыбка Матти стала чуть более веселой и искренней. — И драконьи ягодки. Ну что, я была права? Большие ли они?

— Матти!

Она засмеялась, но скрипуче, неестественно, пока убирала все мешочки на место и наверняка придумывала очередную неподобающую шутку.

А затем вдруг покачнулась.

— Матти! — воскликнула я снова.

Я подалась к ней, успела придержать за локоть прежде, чем она смахнула бы на пол добрую половину мешочков, а затем упала бы сама. Щеки ее полыхнули, как в паучьей лихорадке, будто вся кровь разом прилила к лицу. На ощупь же кожа оставалась прохладной, как обычно: я приложила ко лбу Матти ладонь сразу же, как усадила ее на жертвенный стол, лишь бы она не упала.

— Белены, видать, надышалась, — пробормотала Матти, когда наконец-то вернула власть над собственным телом, сделала несколько глотков свежей воды из поданного мной кувшина и выпрямилась. — Плохо сплю по ночам. Не верится, что уже завтра дом покину… Как на сундуки гляну, сердце от ужаса щемит.

— Боишься, Вельгар платья твои не дотащит? — отшутилась я, все еще держа Матти за плечо: не дай боги попробует встать и снова на пол осядет. — Глупая, не переживай ты о полете! Вельгар будет останавливаться по первому твоему слову. Посмотришь Круг, побываешь в городах, где не бывала даже твоя госпожа. Только в Немайн не залетайте, ладно? Там неспокойно сейчас, буянов много. Лучше попроси Вельгара остановиться на ночлег в Золотой Пустоши — каньон, где море раньше было. А в Сердце его матушка тебя встретит, как родную. И Гектору прок: ремеслу драконьему обучится, еще умнее вещицы делать сможет…

— Ты так о Гекторе говоришь, что теперь я сомневаюсь, надо ли брать его с собой. Вообще-то путешествие задумывалось ему в наказание, а не в подарок, — мрачно напомнила Матти и мягко отвела меня рукой, вставая. Поступь ее снова окрепла, лицо сравнялось в цвете, и Маттиола без всяких признаков недомогания снова взялась за метелку. Но кадку с травяным настоем все же отодвинула ногой. — Слушай, раз мы заговорили о драконьих ягодах…

— Матти, не начинай, — простонала я, ничуть не сомневаясь, что теперь у меня лицо горит точь-в-точь как у нее пару минут тому назад.

Сметая со столов всякий сор вместе с пауками, не успевшими спастись бегством, Маттиола все-таки спросила из-за плеча:

— Ты ведь тоже слышала историю, как женщина от драконьего мужа зачинает, но не дитя у нее растет в утробе, а яйцо? И как оно потом разрывает ее на части, когда не может выхода найти. Правда это? Сильтан рассказывал…

— Все, что тебе говорит Сильтан, запиши на деревянной дощечке и брось ее в камин. Вот что от этой дощечки останется — ровно столько же в словах Сильтана правды, — закатила глаза я и содрогнулась, вспомнив, как он поведал мне ту же самую байку прямо за трапезным столом в Сердце. Возможно, отправлять туда Маттиолу было не такой уж хорошей идеей.