Схватив меня за руку, Сол потащил нас обоих вперед обходными путями, избавляя меня от необходимости катиться кубарем и биться с зарослями один на один.
Было это в характере леса или же совпадением, но выпустил он нас охотнее, чем впустил: кажется, мы не пробежали и пятнадцати минут, как деревья наконец-то поредели, и в безмолвной рубиновой тишине застрекотали кузнечики, как сердцебиение лета. Следом за ними пришли и другие звуки: лай собак в Столице, уханье сов, лязг железа из кузницы… Замок Дейрдре напоминал подсвечник, усеянный гостеприимно горящими окнами с первого этажа до башенных шпилей. Было еще слишком рано, чтобы прислуга легла спать, но слишком поздно, чтобы, проникни сюда чужак в украденном обличье, кто-то сумел задержать или раскусить его.
– Маттиола!
Я не узнала собственный голос. С одежды посыпались маковые лепестки: мы с Солом миновали поле, разделяющее Рубиновый лес с замком, одним махом, беспощадно убив красоту множества дивных цветов. Несколько из них упали клочками посреди лестничного пролета, где я остановилась, не в состоянии больше бежать. Ни дыхания, ни сил не осталось.
– Матти!
Оттолкнув Сола, пытающегося придержать меня и помочь вместе с подоспевшей стражей, я пробежала еще немного и прислонилась к двери собственных чертогов, где Маттиола всегда дожидалась моего возвращения, даже если ждать приходилось до самого рассвета. Затем я толкнулась в дверь плечом и руками, расцарапанными о ветви. Та отворилась со скрипом.
– Позовите сейдмана немедленно! – приказал Солярис с порога.
Он дотронулся до лежащей на полу Матти первым и осторожно перевернул ее, лежащую на животе и утопающую в луже крови посреди спальни. Она дышала, но не двигалась. Вороные волосы слиплись, а приподнятая Солом голова повисла, как у тряпичной куклы-мотанки. Мне пришлось побороть оцепенение и помочь ему. И тогда мы оба увидели, сколько порезов и укусов испещряли ее лицо.
Матти была изуродована до неузнаваемости, а на постели лежала кроличья маска из червонного золота.
5. Свежие раны на старых шрамах
Несмотря на то что в этот раз за кроличьей маской никто не прятался, я не могла отделаться от ощущения, будто она следит за мной. Заляпанная кровью человека, который приходился мне ближайшей родней, и отражающая разгромленную комнату, она осталась лежать на моей постели даже после того, как слуги в ней прибрались. Смотрела на все своими пустыми глазницами, оскверненная и лишенная всякой божественности, надругательство над всем святым. Селен подарил мне маску самой Кроличьей Невесты, как доказательство: именно он содеял с Маттиолой то, что называл заботой и исполнением тайных желаний.
Из ее ладоней и пальцев торчали иглы для шитья – она оборонялась ими, выдернув из кресла, – а сапфировый кулон, что подарил Вельгар, валялся у окна вместе с порванными звеньями цепочки. Пускай Селен ограничился одним только лицом, не тронув остальное тело Матти, та потеряла столько крови к нашему приходу, что губы ее посерели, будто припорошенные костровым пеплом. Только их и веки не покрывали сочащиеся порезы. Кровь запеклась даже на вороных ресницах, не позволив Матти открыть глаза, когда она наконец-то пришла в сознание. Впрочем, это было к лучшему: стеная и плача, Маттиола просила принести ей зеркало…
И я, и Ллеу провели подле нее больше пяти часов, но если от него была польза, – он наносил припарки одну за другой, мешал мази, прикладывал горячее серебро к ранам, чтобы они перестали кровить, – то я сидела рядом без толку. Крепко держала пальцы Матти, слабые и ледяные, в своих и описывала ей, какого цвета сейчас небо за окном. Вряд ли она понимала меня или даже слышала – только бесконечно плакала от боли, изгибаясь дугой, когда Ллеу снова прикасался к ее лицу, и теряла сознание в лихорадке. Вода с календулой и корой дуба ненадолго вытеснила из южного крыла замка запах крови, но он возвращался снова и снова.
Следуя всем указаниям Ллеу, я постоянно протирала порезы Матти лоскутом чистой прохладной ткани, отказываясь пускать на свое место кого-либо из слуг. Никто другой более не должен был расплачиваться за мои ошибки, как уже расплачивалась Матти. Смотреть в ее лицо, превращенное в месиво из-за меня, – моя кара.
– Не говорите ему. – Это было первое, что нам с Ллеу удалось разобрать из ее беспорядочного шепота, путающегося с хрипами и рыданием. – Не говорите, что стало с моим лицом.
Я не знала, о ком идет речь: о Гекторе, бродящем туда-сюда перед дверью с молотом в руках, коим он собирался отныне защищать Матти, коль хускарлы мечами защитить не смогли; или же о Вельгаре, сапфировый медальон которого Маттиола инстинктивно сжимала в другой руке, ломая ногти. Так или иначе, я дала Матти свое обещание, прежде чем мягко опустить на кровать ее обмякшую руку и выйти из комнаты, откуда уже вынесли все зеркала и вещи с отражающими поверхностями.
– Это был дракон.