Кристальный пик

— Вот-вот! Я так же всем отвечала. Сплетни это, да и только, ведь не было у тебя женщин никогда. Верно? Я права, Солярис?

Он изменился в лице, а мое осталось прежним, безмятежным и с улыбкой такой же наглой, как и мои слова. Только коленки под водой предательски дрожали. Подобная смелость, граничащая с той самой наглостью, была не свойственна мне по натуре, но титул королевы многое изменил. Или же то изменила моя смерть? Пройдя через такое однажды, перестаешь искать отговорки и оправдания. Перестаешь бояться.

— Это не лучшее место, чтобы обсуждать такие вещи, — пробурчал Сол, воровато озираясь, словно у стен пещеры вот-вот могли вырасти глаза и уши. Следы от моих губ и пальцев покрывали его напряженные плечи. — И не лучшее время, чтобы такие вещи делать.

— Да у нас всегда «не лучшее время» и «не лучшее место». Что ж мне теперь, девицей помирать?

— А ты помирать собралась?

— Ну, знаешь, где один раз, там и второй…

— Не говори так.

— А зачем ты тогда пошел со мной в купальню? — спросила я в лоб.

— Как то вино называлось, от которого ты шаталась, как рыбацкая ладья в непогоду, пока мы по лестнице спускались? — ответил Солярис вопросом на вопрос.

— «Полуденная смерть».

— Вот именно. Не хватало еще, чтобы ты здесь как та же ладья и потонула. Еще вопросы?

Я тяжко вздохнула, разводя круги пальцами по прозрачно-зеленой воде.

— А Матти думала, будто мы уже…

— Хм, Матти. — Солярис сощурил глаза, и я прикусила себе язык. Все-таки я и впрямь жутко болтливая! — Теперь ясно.

Я покраснела пуще прежнего, но Солярис больше ничего не сказал и дразниться не стал тоже. Вместо этого он приблизился, осторожно подтолкнул меня к краю купальни, а затем взял за талию и одним ловким движением усадил на пещеристый бортик. Я почувствовала холодный камень под поясницей, но вскрикнула вовсе не поэтому.

— Скажи, если сделаю что-то не так.

— Чего ты… Ах!

Жемчужная чешуя неаккуратно царапнула колено, когда хвост Соляриса, появившись из-под воды, обвился вокруг моей левой ноги и отвел ее в сторону. Губы его, такие же горячие, как солнечное пламя, принялись обжигать меня дюйм за дюймом. Будь они настоящим пламенем, ожогами бы покрылась вся моя грудь, мои ребра, живот и все, что ниже, до самых щиколоток, удерживаемых хвостом в столь уязвимом положении. Солярис целовал меня везде, где хотел, и везде, где я хотела. Моя голова полностью опустела, откинулась назад, и лопатки прижались к нефритовому полу, спина вытянулась струной. Перламутровые волосы завились вокруг погруженных в них пальцев, сжимающих и оттягивающих от ощущений прежде невиданных, иссушающих. Там, где по телу шли губы Соляриса, следом шел и его язык.

Серьга из латуни с изумрудным шариком прижалась к внутренней стороне моего бедра, и пещеру наполнили всхлипы, тонущие в тяжелом дыхании и журчании воды.

— На сегодня достаточно, — прошептал Солярис мне на ухо после. — Обещаю, не помрешь ты девицей.

У меня не осталось сил, чтобы спорить. И причин не осталось тоже. В конце концов, это было совсем не то, что я ожидала…

Это было лучше. Намного лучше.

Несмотря на то что яблоки с сахаром мы ели аж несколько часов назад, во рту засел сладкий привкус, когда я заснула на краю нефритовой пещеры. Пока высыхала одежда, постиранная и разложенная у выхода поближе к свежему воздуху, Солярис укрывал меня своим хвостом. Под ним, тяжелым и теплым, было ничуть не хуже, чем под одеялом из медвежьей шкуры. Мои волосы служили подушкой нам обоим. Пар кружился над водой, согревая тоже, а урчание Сола над ухом убаюкивало. Мы собирались немного вздремнуть в тишине перед тем, как вернуться к остальным, но дремота обернулась сном настолько красочным и крепким, что я никак не могла от него проснуться, даже когда мне снова явился он.

Светло-коричневый песок, раскаленный добела. В этом песке за спиной Селена утопали древние изваяния из белого камня, разрушенные до основания и оставленные после пришествия богов, как напоминание о том, что бывает, если доверять Дикому. Там же росли глубокие каньоны, когда-то бывшие еще одним морем, и виднелись золотые хребты необъятной Золотой Пустоши.

— Один торговец сказал, что в туате Ши прядут самый красивый в Круге шелк, — произнес Селен, покрытый песком с головы до ног, будто пересекал Пустошь пешком. Он скрипел даже на его зубах, когда тот говорил: — Тебе же нравится шелк, госпожа? Я добуду тебе какие угодно одеяния! Уверен, ярлскона Ши тоже подсобит, когда я скажу, что хочу преподнести дар самой королеве. А может… Сама к нам присоединишься? Выберешь, что тебе больше нравится, а? Ты ведь где-то здесь, рядом, я угадал?

Язык прилип к небу. Ясу не приходилась мне ни родней, ни молочной сестрой, ни мало-мальски близкой подругой, но общие беды и битвы связывали крепче крови. Ясу была моей подданной, доверенным лицом для охраны моих же земель. Ее доброта и преданность, чем бы продиктованы они ни были, запомнились мне так же хорошо, как ее копье. Я должна была защитить ее так же, как защищаю всех остальных своих людей. Защитить прямо сейчас.