Кристальный пик

— Все, что я говорила и делала на летнем Эсбате, предназначалось не тебе. Я думала, что танцую с Солярисом. Никто не смеет касаться меня без моего согласия, кроме него, — отрезала я, убив в зародыше всякую жалость к нему. Нет, нельзя жалеть. Нельзя быть доброй к тому, кто добр лишь к тебе, но ни к кому больше. — Ты ведь знаешь, кто я, Селенит? Я драгоценная госпожа Рубин из рода Дейрдре, королева и Хозяйка Круга, дочь Оникса Завоевателя от крови сидов. Пусть мы делим одну душу на двоих, но это вовсе не означает, что ты имеешь на меня какое-либо право.

— Чем я хуже Соляриса? — спросил Селен неожиданно, и я отшатнулась, закрутилась волчком на месте, когда он вдруг исчез. Темнота снова уплотнилась, захлопнулась, и лишь голос его, глухой и бесцветный, проникал сквозь нее вместо света: — Разве твой Солярис когда-либо делал ради тебя то, что сделал я?

— Ради меня? — повторила я в пустоту.

— Разве он когда-нибудь калечил и убивал целое войско с твоим именем на устах? Разве может тот, кто ни разу не содеял ничего подобного, знать, что такое настоящая любовь?

Вербеновая роща, усеянная трупами и частями разорванных тел. Две тысячи воинов Фергуса. Моим хирдам даже не пришлось разбираться с ними — только собрать их останки и предать огню, чтобы не дать разразиться болезням. Значит, Дайре оказался прав: то был акт не мести, а любви. Подарок, что Селен преподнес, приняв мой облик и устрашив моих врагов. Все, лишь бы я приняла его. Все, лишь бы я полюбила в ответ.

— Ты ведь сама этого хотела. Узнав о войне, ты молилась о том, чтобы она закончилась, чтобы кто-то позаботился об этом вместо тебя…

— Ложь! О таком я никогда не просила! Я просто хотела…

— Мира, не так ли? И я подарю тебе его. Весь мир будет твоим. Только прошу, не отвергай меня. Мы оба родились лишь для того, чтобы заполнить пустоту друг друга.

Последнее раздалось прямо за спиной. Селен не мог коснуться меня, но стоял до того близко, что я почувствовала тяжесть на своих плечах, будто бы оказалась в плену его объятий. Лихорадочный шепот, одержимый и болезненный, расползался по моей коже вместе с невесомыми поцелуями холодного дыхания.

— Я сделаю для тебя что угодно. Все, что попросишь. Я даже позабочусь о твоих друзьях и близких! Исполню их потаенные желания, как ты стремишься их исполнять. Например, хочешь… Хочешь, я цветок от утомляющих его лепестков избавлю? Цветку, благоухающему лишь по ночам, больше ничего не помешает распускаться и днем. Обещаю! Я сделаю все быстро, только подожди немного.

От Селена больше не пахло мускусом и огнем. Запах, который он выбрал или которым обладал на самом деле, напоминал о гниющей листве, хрустящей под ногами по осени, и о старых животных костях, спящих под ними. Это была сладость червивых яблок, гниющих на солнце, и затхлость непроходимых болотных топей.

Он ушел раньше, чем я успела обернуться и ударить его. Раньше, чем я успела все осознать и остановить. Нахлынувший ужас словно вытолкнул меня на поверхность из сейда, как воздушный пузырь, и я вынырнула в реальность посреди уютной лесной хижины, где мерно потрескивало фарфоровое пламя, тлели заговоренные благовония и закипала грибная похлебка.

— Рубин!

Солярис, сидящий на полу рядом, бережно придерживал меня, полулежащую, под шею, но вскочил сразу же, как вскочила я. Не знаю, сколько времени я была бездвижна, погруженная в транс щерящейся вёльвой с железной булавкой в руках, но ноги успели затечь, а ступни отняться. Я едва не свалила со стола посуду и ложки, когда принялась наспех поправлять одежду и складывать карту.

— Рубин, — позвал Солярис снова и попытался выхватить у меня ее из рук, чтобы привлечь внимание. — Что происходит? Что ты видела?

— Маттиола в беде. Нужно спешить.

— О чем ты?

— Он идет к Матти. Он идет в замок!

«Я ненавижу, когда моей красе делают комплименты, потому что только ее большинство мужчин во мне и видит».

«Хочешь, я цветок от утомляющих его лепестков избавлю?»

Пальцы дрожали, и несколько раз я уколола себя фибулой в шею, прежде чем наконец-то сумела ее застегнуть. Побросав карты и запихнув под плащ лишь карту Дану, я без всяких прощаний распахнула дверь хижины и вылетела на улицу.

— Рубин, стой!

Солярис пустился за мною следом. Днем Рубиновый лес был запутанным местом, а после заката и вовсе становился опасным. Однако едва ли это могло меня остановить. Спотыкаясь и падая, перелезая на ощупь через бурелом и крутые ухабы, я отчаянно рвалась сквозь завесу деревьев, даже когда миновала солнечные талисманы Хагалаз, и ночь сомкнулась вокруг окончательно. Одной рукой раздвигая колючие ветви, другой я закрывала от них лицо, дабы не лишиться глаз. Нарастающий хруст за спиной подгонял: Солярис бегал куда быстрее меня и видел куда лучше, потому я знала, что совсем скоро он окажется рядом. Так оно и случилось.