Я молча взялась за вяленую индейку. Клала в рот по маленькому волокну, жуя медленно, несмотря на голод, чтобы потянуть время и поддерживать изнеможенный вид. Кочевник тем временем уплетал сушеные свиные ушки, раскачиваясь на соседнем бревне, а Сол сидел рядом и, грызя засахаренные орехи, не сводил с меня глаз. Разве что в рот не заглядывал.
— Кочевник, собери дров, — сказал он неожиданно, повернувшись. — Смеркается. Костер разводить пора.
— Так мы ночевать все-таки будем? — нахмурился Кочевник.
— Не будем, — ответила я.
— Будем, — ответил Сол.
Кочевник сузил глаза.
— Вот же парочка! Нашла коса на камень. Как определитесь, сообщите. — И, демонстративно закинув в рот все оставшиеся свиные уши разом, перекрутился через бревно и сел к нам спиной.
Я вздохнула, удрученно посмотрела на Соляриса и покачала головой. Значит, ради себя он не был готов рисковать опозданием, а ради меня, невредимой и уж точно не умирающей, — запросто.
— Мы переночуем, — повторил он тоном, не терпящим возражений. — Прежде ты никогда не жаловалась на сахарную болезнь, а теперь вон как. Лишнее доказательство того, что я всегда прав. Спешка может стоить тебе здоровья, Рубин, а заодно и мне с Кочевником. Потеряешь сознание — и если вниз не упадешь, то вторую руку оторвет, не дай боги. — Солярис красноречиво дернул меня за крепления на поясе, а затем за костяные пальцы, торчащие из-под плаща. — Какой будет толк от тебя, больной, в Надлунном мире? Это меня жалеть нечего, не мне континент по частям собирать да с богами хороводиться. Если не успеем до окончания летнего Эсбата, то подождем осеннего. Или еще что придумаем. Хотя нет, не слушай меня. Все мы успеем. Я костьми лягу, чтоб успели.
Солярис потрепал меня по волосам, как ребенка, и едва не расплел мои и без того неаккуратные косы. Вечно упрямое выражение его лица смягчилось, когда я принялась усердно жевать клюквенный мармелад, набив щеки, чтобы случайно не огрызнуться на этот его излюбленный, но отнюдь не романтичный жест.
Все, что мне оставалось — это смириться. Возможно, оно было к лучшему… Ведь небо над головой по-прежнему оставалось чистым. Где же они? Неужели так сильно отстали? Однако если я и могла доверять кому-то беспрекословно из тех, кто остался в Столице, то только Мелихор и Сильтану. Поэтому даже когда небо окончательно потемнело, а Кочевник все-таки разбил костер из высушенных дыханием Сола ветвей, я продолжала верить и ждать.
Как оказалось, не зря.
— Не двигайтесь.
Команда Сола прозвучала резко и тихо, как шелест деревьев, потревоженных ветром. Лишь драконий слух мог уловить приближение чужаков, когда их не было видно и за лигу. Потому Солярис вскочил с разложенных вокруг огня подстилок без видимых на то причин и, схватив флягу с водой, мигом затушил костер под возмущенные ругательства Кочевника, как раз жарящего на нем пойманную белку. Темнота, где средь болотных топей клубилась мгла и тоскливо квакали жабы, сделалась непроницаемой. Я невольно запрокинула голову к ночному небу, но не смогла разглядеть на нем ничего, кроме пары светящихся глаз, которые по незнанию можно было принять за звезды.
— Я же сказал не двигаться! — прорычал Солярис где-то во тьме, когда Кочевник, судя по звуку, рванул с места. Затрещал хворост, и взмыли вверх искры от растревоженных углей кострища.
— Не могу я не двигаться! Комары кусают! Ай, ой!
Что-то упало. Не то Кочевника ужалило очередное насекомое, не то Солярис, прекрасно ориентирующийся в темноте, зарядил в него обугленной головешкой. Я же осталась сидеть на месте, как велели, — на телячьей выделке с льняным покрывалом, на краю которого перебирала свой походный мешок и карты, готовясь ко сну, — и завороженно смотрела на то, как горящие глаза в небе обрастают очертаниями массивных гребней, пикируя к нам на землю.
Хворост снова затрещал, но на этот раз гораздо громче, будто валун с холма прикатился. Солярис вздохнул не менее оглушительно, причем дважды — сначала от того, что принюхался, а затем от того, что узнал пойманный запах.
— Огонь мира сего! Будь прокляты эти семейные узы, из-за которых я не могу
Солярис так редко снисходил до драконьей речи, больше напоминающей змеиное шипение, что я втянула голову в плечи. А когда вспомнила, что эта фраза переводиться как «отрывать бошки» (иногда Сильтан учил меня чему ни попадя, хоть я и не просила), то решила помалкивать и подавно. Костер снова вспыхнул высоко-высоко от дыхания Сола, и пламя его осветило сразу несколько силуэтов, стоящих напротив.
— Не кричи. — Сильтан цокнул на осклабившегося Соляриса языком, как цокают на младших братьев, призывая их вести себя в гостях поскромнее да потише. — Вы уже ужинали? Я страсть как голоден! Такие длинные перелеты требуют море энергии. Тот клюквенный мармелад, который Руби забирала перед отлетом с кухни, еще остался?
— Я тоже хочу! — крикнула Мелихор из-за куста морошки, куда нырнула, чтобы переодеться.