Наоборот, под свободой в космологическом смысле я разумею способность самопроизвольно начинать состояние; следовательно, причинность свободы со своей стороны не подчинена по закону природы другой причине, которая определяла бы ее во времени. Свобода в этом значении есть чистая трансцендентальная идея; она, во-первых, не содержит в себе ничего заимствованного из опыта, и, во-вторых, предмет ее не может быть дан определенным ни в каком опыте, так как общий закон самой возможности всякого опыта состоит в том, что все происходящее имеет причину, стало быть, каузальность причины, которая сама происходит
или возникает, также должна, в свою очередь, иметь причину; благодаря этому вся область опыта, как бы далеко она ни простиралась, превращается в совокупность одной лишь природы. Но так как этим путем нельзя получить абсолютной полноты условий в причинной связи, то разум создает себе идею спонтанности, способной самостоятельно начинать действовать без предшествующей другой причины, которая, в свою очередь, определяла бы ее к действию по закону причинной связи.В высшей степени примечательно, что практическое понятие свободы основывается на этой трансцендентальной идее свободы,
которая и составляет настоящий источник затруднений в вопросе о возможности свободы. Свобода в практическом смысле есть независимость произволения действий от принуждения чувственности. В самом деле, произволение чувственно, поскольку оно подвергается воздействию патологически (мотивами чувственности); оно называется животным (arbitrium brutum[133]), когда необходимо принуждается патологически. Человеческое произволение есть, правда, arbitrium sensitivum[134], но не brutum, a liberum[135], так как чувственность не делает необходимыми его действия, а человеку присуща способность самопроизвольно определять себя независимо от принуждения со стороны чувственных побуждений.Если бы всякая причинность в чувственно воспринимаемом мире была бы только природой, то совершенно очевидно, что всякое событие определялось бы другим событием во времени по необходимым законам; и так как явления, поскольку они определяют произволение, должны были бы делать всякое действие необходимым как свой естественный результат, то, стало быть, упразднение трансцендентальной свободы вместе с тем уничтожило бы всякую практическую свободу. В самом деле, эта свобода предполагает, что некоторое событие, хотя бы оно и не произошло, все же должно
было произойти, и, следовательно, причина события в явлении была не настолько определяющей, чтобы в нашем произволении не было причинности, способной независимо от этих естественных причин и даже против их силы и влияния произвести нечто определенное во временном порядке по эмпирическим законам, стало быть, начать совершенно самопроизвольно некоторый ряд событий.Следовательно, здесь мы находим то, что вообще происходит в противоречиях разума, который отваживается выйти за пределы возможного опыта, а именно проблему, собственно, не физиологическую,
а трансцендентальную. Поэтому вопрос о возможности свободы затрагивает, правда, психологию, но решением его, поскольку он основывается на диалектических аргументах одного лишь чистого разума, должна заниматься исключительно трансцендентальная философия. Чтобы помочь этой философии, которая не может отказаться дать удовлетворительный ответ на этот вопрос, я должен сначала, сделав одно замечание, попытаться точнее определить, как она должна действовать, решая эту задачу.