Критика цинического разума

Дело не в обязательной бедности, превращенной в догму, дело, скорее, в том, чтобы освободиться от излишнего бремени ложного, от никчемных тяжестей, лишающих подвижности. Самоистязание для Диогена, бесспорно, глупость, но еще глупее, пожалуй, на его взгляд, тот, кто на протяжении всей жизни гоняется за чем-то, чем обладает и так; буржуа борется с химерами честолюбия и стремится к богатству, обретя которое, он в конечном счете достигнет не боль­шего, чем кинический философ в его простых удовольствиях: тот считает само собой разумеющимся ежедневно нежиться на солныш­ке, наблюдать за коловращением мира, ухаживать за своим телом, радоваться жизни и не напрягаться, думая о будущем.

Так как Диоген принадлежал к числу философов жизни, кото­рые считали жизнь более важной, чем писание трудов, понятно, по­чему от него не осталось ни одной строчки, несомненно принадле­жащей ему. Зато с его именем связан пышный венок анекдотов, го­ворящих о его влиянии больше, чем могли бы сказать все его произведения. Создал ли он таковые на самом деле, в том числе «Политику» и семь пародий на трагедии, предание однозначно не говорит, да это и не столь важно для нас; его значение никоим обра­зом не связано с письменными произведениями. Его жизнь полнос­тью отразили те анекдоты, которые он инспирировал. В них он стал мифологической фигурой. Диоген буквально окружен целым роем шутливых и поучительных историй, как и его коллега мулла На-среддин в суфийской сатире. Именно это и доказывает, что он су­ществовал реально. Люди, которые больше всех полны жизни, ста­новятся для современников и тем более потомков образами, которые каждый примеряет на себя, эти люди «замыкают» на себя опреде-

ленное направление в развитии фантазии и мышления. Они будят у каждого любопытство: как было бы в «шкуре» такого философа. Благодаря этому они не только обретают учеников, но и просто при­тягивают людей, которые несут дальше их жизненный импульс. Это любопытство к жизни Диогена захватило даже величайшего воен­ного героя античности, Александра Македонского: традиция донес­ла до нас его высказывание о том, что он хотел бы быть Диоге­ном, если бы не был Александром. Это показывает, до каких высот поднималось влияние философа — политическое и экзистенци­альное*.

При попытке выразить намерения Диогена на современном язы­ке невольно приближаешься к философии экзистенциализма. Одна­ко Диоген говорит не о существовании, выборе, абсурдности, атеизме и тому подобных словах-паролях современного экзистенциализма. Античный Диоген иронизирует над своими коллегами-философами, устраивая розыгрыши и прохаживаясь как по поводу занимавших их проблем, так и по поводу их веры в понятия. Его экзистенциа­лизм проходит через голову не в первую очередь; он не воспринима­ет мир трагически и не находит его абсурдным. В нем нет ни малей­шего следа меланхолии, присущей всем экзистенциализмам Нового времени. Его оружие не столько анализ, сколько смех. Он исполь­зует свои философские знания, чтобы высмеивать серьезных коллег. От него как антитеоретика, антидогматика и антисхоласта исходит импульс, который вечно возвращается повсюду, где мыслители стре­мятся достичь «познания для свободного человека» — свободного также от принуждения к школярству, и, таким образом, с него начи­нается ряд, в котором далее стоят такие имена, как Монтень, Воль­тер, Ницше, Фейерабенд и другие. Это — линия философствова­ния, которая преодолевает esprit de serieux

^T. To, как надо восприни­мать экзистенциализм Диогена, опять же показывают лучше всего анекдоты. Очень велика опасность недооценить философское содер­жание кинизма именно потому, что он передается по традиции «толь­ко» в анекдотах. В том, что этой опасности не избежали даже вели­кие умы масштаба Гегеля и Шопенгауэра, можно убедиться, читая их историко-философские произведения. Гегель прежде всего отли­чался слепотой по отношению к теоретическому содержанию фило­софии, которая считает вершиной мудрости не иметь никаких тео­рий о решающих вещах жизни, а вместо этого учит бодро и весело брать на себя риск жизни *.

1. Легенда повествует о том, что молодой Александр Македон­ский однажды посетил Диогена, слава которого вызвала у него лю­бопытство. Он нашел его загорающим, лениво лежащим на спине, вероятно, неподалеку от места, где в Афинах проходили спортивные состязания; другие утверждают, что он застал его клеящим книги. Юный правитель, желая показать свою щедрость, предложил фи­лософу исполнить любое его желание. На что тот якобы ответил: