Критика цинического разума

Карл Томас — образ вернувшегося на родину человека в спек­такле Толлера — открывает, кроме того, и новую радиореальность, когда служит кельнером в Гранд-отеле. Он впервые вслушивается в цинический смысл выстраивания в один ряд всех событий и текстов в радионовостях:

Карл Томас: Вы что, действительно слышите здесь всю Землю?

Телеграфист: Это что, новость для вас?

Карл Томас:

Кого вь^слушаете сейчас?

Телеграфист: Нью-Йорк. Сообщают о большом подъеме воды в Мис-

Карл Томас: Когда?

Телеграфист: Сейчас, в это время.

Карл Томас:

Пока мы говорим?

Телеграфист: Да, пока мы говорим, Миссиссипи прорывает плотины, люди спасаются бегством... Я переключаю. Последние известия со всего мира.

Динамик: Внимание! Внимание! Беспорядки в Индии... Беспорядки в Китае... Беспорядки в Африке... Париж, Париж. Косметика мирового уров­ня... Бухарест, Бухарест. Голод в Румынии._ь. Берлин, Берлин. Элегантная дама предпочитает зеленые парики... Нью-Йорк, Нью-Йорк. Изобретены самые большие бомбардировщики в мире. Способны в одну секунду превра­тить в развалины столицы Европы... Вынимание! Внимание! Париж, Лондон, Рим, Берлин, Калькутта, Токио, Нью-Йорк. Кавалер пьет только сухое вино...

О том, что эта новая ситуация онтологии mass media

наносит смертельный удар классической метафизике, никто не сказал так ясно, как Роберт Музиль. 54-я глава «Человека без свойств» (1930) пред­ставляет собой предпринятую на высочайшем уровне иронии попыт­ку противопоставить новую децентрированную, как бы бессубъект­ную онтологию mass media старой онтологии целостности. При этом обычное понятие буржуазного индивидуума, который стремился быть цельным, растворяется и прекращает существовать. Кульминация диалога между Вальтером и Ульрихом звучит так:

— Надо ценить, если у человека сегодня есть еще стремление быть чем-то цельным,— сказал Вальтер.

— Этого больше нет,— ответил У\ьрих.— Достаточно тебе заглянуть в газету. Она полна абсолютной непроницаемости. Там речь идет о стольких ве­щах, что это выше умственных способностей какого-нибудь Лейбница. Но этого даже не замечают; все стали другими. Нет больше противостояния целостного человека целостному миру, а есть движение чего-то человеческого в общей

Экскурс 10. Люди в отеле

В этом отеле «Земля» Бывали в гостях сливки общества — Они с легкой усмешкой Несли тяжкий груз жизни! Вальтер Мерит

Во времена, которые, правда, расширили горизонт людей до космо­политического, но не дали им действительно приобщиться к тем бла­гам Большого Мира, которые могут доставить счастье, отель неиз­бежно должен был превратиться в мифическое место. Он символи­зировал мечту об общественных высотах, на которых современная мимолетность существования, по крайней мере, компенсируется свет­ским и комфортабельным блеском. В отеле, как кажется, мировой хаос еще раз соединяется в некое целое, выстраиваясь в искрящийся упорядоченный космос; как последняя органическая форма, он упорно сопротивляется беспорядочному перемешиванию и произвольности происходящего. Это возвышает отель, превращая его в централь-

ную эстетическую идею современнос­ти *; как бы сам собой он противостоит похожим на ревю, политематическим, синхронным формам опытных по­знаний большого города — и как фак­тор единства имеет свой собственный миф, genius /oci¹', и свой внутренний порядок.

В этом отеле, представляющем собой всемирный театр, роятся экзо­тические и типичные для эпохи ха­рактеры, бревна и пена в потоке обще­ства. Каждый из этих характеров бро­сок и ностальгически индивидуален, но каждый и репрезентативен, каждый фосфоресцирует в разнородной среде. Каждый представляет определенную человеческую разновидность, так, буд­то отель — это Ноев ковчег последних индивидуальностей. У авторов воз­никает возможность еще раз вывести на сцену великий бестиарий харак­терных типов: администраторы, фаль­шивые бароны, стареющие балерины из России, однорукие лифтеры, англий­ские лорды-гомосексуалисты, жены

фабрикантов со странными пристрастиями, банкиры, которые свои­ми трансакциями, осуществляемыми посредством телефона, держат в напряжении весь мир, артистически одаренные сыновья произво­дителей шампанского, пенсионеры и умирающие, которые, скорбно сжав губы, взирают лихорадочно блестящими глазами на мерцаю­щий мир, зная, что он движется к своему концу и что не все то золо­то, что блестит.