Критская Телица

— Беги! — хрипло выкрикнул мастер, с трудом заставляя пересохший рот повиноваться и произносить более-менее внятные звуки: — Беги! Прочь отсюда, скорее!

Лаодика недоуменно остановилась.

Эта странная, несуразная фигура, облеченная чуть ли не шутовским нарядом, была непохожа на уверенных в себе, величественно разгуливающих стражников. А придворных мужского пола, не считая лекаря по имени Аминтор, в гинекее не водилось.

Задыхающийся, затравленный человек явно изготовился к обороне.

От кого?

Тут Лаодика различила, наконец, тяжкую поступь неведомого преследователя, раздававшуюся уже рядом, за углом.

«Стражник, — непроизвольно подумала беглянка. — Вот и отлично...»

— Беги! — опять выкрикнул Эпей и повернул голову в сторону, дабы отразить безрассудно извлеченную из Кидонских подземелий тварь.

Лаодика непроизвольно глянула туда же и пронзительно вскрикнув, замерла, не в силах тронуться с места.

Андротавр явился обоим во всей дикой, несокрушимой, первобытной мощи.

Во всей тошнотворности противоестественного облика.

Во всем разгаре кровожадного бешенства.

* * *

— Слушай, ты! — объявил вконец потерявший терпение критянин. — Если не будет поступлено в полном и неукоснительном соответствии приказу государыни, я велю воинам взойти на борт, взять тебя под стражу, и выведу ладью из гавани сам! Следом за нами двинется пентеконтера! Доставлю на траверз Мелоса, а дальше катись дельфином крутобоким! Паршивый трус...

Афинский моряк явно поверил обещанию Эсона, ибо немедленно прекратил упрямиться, велел приготовить галеру к отплытию и только попросил пресной воды и пищи на обратный путь.

— Уже сделано, — улыбнулся Эсон. — Моя лодка велика, вместительна. Припасы находятся здесь, рядом, — нужно только поднять их и устроить получше, покуда еще остается время...

— Гей, пошевеливайся, акульи дети, — гаркнул приободрившийся корабельщик, и на палубе возникло проворное движение. Засмоленные бочки передавали, крякая, с рук на руки, сноровисто катили, устраивали понадежнее.

Вздымали прочные, туго набитые мешки с провизией.

Принимали пузатые винные амфоры.

Эсоновы трюмы были весьма обширны, а столь незначительный ущерб, нанесенный запасам огромной пентекоктеры, мог быть легко и просто пополнен еще до наступления вечера.

— Капитан, — потрогал Эсона за руку высокий, отлично сложенный, черноволосый юноша.

— Да? — ответил критянин.

— Четырнадцать заложников — или жертв несостоявшихся, — печально улыбнулся молодой грек, — молят сопроводить ладью до острова Мелос, как ты предложил сам. Пожалуйста, капитан...

— С какой стати? — недоумевающе осведомился Эсон.

— Мы ни на йоту не доверяем этому человеку. Он славится в Афинах как личность весьма темная и подозрительная. Трусость и глупость его ты видел. Жестокость и подлость его не уступают ни той, ни другой.

Эсон сощурился и навострил слух.

— Собственно, из афинских корабельщиков лишь он один согласился доставить невинных на растерзание. Никто иной попросту не брался за подобное. Ты бы взялся? Будучи не военным, вынужденным подчиняться приказу, а, допустим, простым торговцем?

— Конечно же, нет.

— Господин, — вмешалась приблизившаяся девушка, — господин! Ксантий не сказал еще одного: этот капитан, по слухам, промышлял пиратством. Ради критских богов, не оставляй нас его нежному попечению! Ведь не хочется, избавившись от погибели, очутиться в медном ошейнике, на рабском рынке!

— Что-о-о? — спросил Эсон.

— Царь Идоменей потребовал прислать ему четырнадцать красивейших отроков и отроковиц, — пояснила гречанка. Эсон восхитился ее лицом — точеным, белым, словно слоновая кость, безукоризненно прекрасным даже в полумраке.

И голосом — звонким и мелодичным даже при беседе полушепотом.

— У негодяя в руках целое состояние, — подхватил Ксантий — Роданфа говорит сущую правду: мы слишком дорого стоим. И, если приключится то, чего страшимся, Крит едва ли сумеет оправдаться, доказать свою непричастность к...

— Довольно, — дружелюбным голосом прервал Эсон. — Я понял. Останусь на вашей посудине с пятью-шестью опытными воинами. Пентеконтера двинется следом.

Ксантий облегченно вздохнул.

— И не до острова Мелос, — продолжил Эсон, искоса поглядывая в сторону восхитительной Роданфы, — а до самой Пирейской гавани. Чтобы ни сучка, ни задоринки. Забрали с позором, вернем е почетом. Так велела государыня.

— Эй! — обратился он к гребцам стоявшей борт о борт с галерой лодки. — Оповестить капитанов: греческая галера покидает гавань беспрепятственно. Высочайшее распоряжение. Пускай передают по цепочке, чтобы всех уведомили вовремя.

Слушаюсь, господин! — ответил кормщик.

— Царского гонца высадить на причале; поджидать упомянутую придворную даму. Принять и домчать сюда во всю прыть.

— Будет сделано, капитан...

* * *

Выглядел человекобык и впрямь тошнотворно.

Мощью и тяжестью исполинского тела он изрядно превосходил самого этруска Расенну, веся, по примерной Эпеевой оценке, таланта четыре с половиной — и ни единой драхмы жира, лишь играющие бугры мускулов и массивные кости.

Человеческая плоть от шеи до лодыжек курчавилась густой порослью жестких даже на вид волос.