Критская Телица

Затем утвердить ноги на тонких и прочных опорах, довериться подъемной силе воздуха и молить богов об успехе безумной и дотоле виданной в мире лишь единожды затеи...

«Ну, Гермий крылоногий, — мысленно произнес эллин, — уж не обойди вниманием да заботою, пособи. Кому, как не тебе, летунов опекать?»

Раскатившийся над городом трубный рев достиг Эпеева слуха негромким, однако несомненным отголоском. Хотя значение сигнала оставалось неясным, ничего доброго для себя и своих сообщников мастер от государевых людей не ожидал, а посему решил не мешкать.

Смело подняв дельтовидное крыло на плечи, укрепив кисти обеих рук затяжными кожаными петлями, Эпей отступил немного вглубь маленького плато и, сделав глубокий вдох, помчался туда, где оканчивалась твердь и начинались владения Эола, великого царя ветров.

* * *

«И что же с этой хламидою делать? — рассеянно подумал этруск, совлекая с тройной огнеметной трубы просмоленную парусину. — Свернуть и на палубе кинуть? А вдруг, Тиния не доведи, загорится?.. За борт спровадить? А чем голубушку потом укутывать?»

Расенна внезапно вспомнил, что горючей смеси у него — на четыре залпа.

«Ежели не будет погони, приберегу ряднину... А коль скоро вышлют корабли — что ж, доведется маленько проучить. Но тогда и трубочки бесполезными станут — огня-то греческого боле взять неоткуда... Ладно, выждем, повременим. За борт — оно ведь никогда не поздно.»

... Тщательно скатав немалый и увесистый чехол, архипират продольно уложил его на палубе, оттянул поближе к носу миопароны, бросил.

— Гляди веселей, ребятки, — обратился он к понурившимся гребцам. — Жили мы славно, и впредь заживем не хуже. А сейчас надобно чуток потерпеть, ибо винишко накануне сами высосали до дна, а припасов царица разлюбезная не выслала. Я тоже не блаженствую... Эй, держись морскими коньками, а не устрицами дохлыми!

Притворно бодрая речь не возымела ожидаемого действия. Люди понуро согнулись над веслами, пригорюнились, терзаемые возобновившимся похмельем, безразличные ко всему, кроме вожделенного отдыха.

Расенна мысленно проклял и Арсиною, и Рефия, и покойного Гирра.

«Споили команду, сукины дети, а мне теперь кашу расхлебывать... Куда годится гребец, ежели...»

— Командир!

Слабый оклик оторвал этруска от неутешительных мыслей.

Афинская ладья и сопровождавшая пентеконтера ушли далеко в море, обратились двумя небольшими пятнышками на зеркальных голубых просторах. Еще можно было различить крохотные волосинки мачт с поперечными, чуть более заметными ворсинками рей. Обрасопленные паруса[68] заставляли реи казаться гораздо толще раин[69]. Миопарону и беглецов разделяло уже, по крайности, пять-шесть миль.

— Да? — отозвался Расенна.

— Прости за дерзость, но что мы здесь делаем, и чего дожидаемся?

— Погони, — спокойно произнес этруск. — Погони, которую дворцовые негодяи должны выслать вослед вон тем корабликам... А я отобью знаменитым критским капитанам охоту связываться с людьми, за коими ни малейшей настоящей вины вовек не водилось!..

— Но ведь мы им не братья, не родичи...

Голос прозвучал почти умоляюще.

Расенна подошел к белокурому великану, опасливо созерцавшему грозного архипирата, присел рядом, на самый краешек деревянной скамьи. Откашлялся.

— Верно. Только, во-первых, критяне должны уяснить раз и навсегда: с нами шутки плохи, надобно оставить старых служак в покое и не тревожить, коль скоро дальнейшей нужды в набегах не замечается. Иначе затравят, начнут гоняться за миопароной по всему Внутреннему морю... А этого ни тебе, ни мне, ни остальным не требуется. Верно?

Гребец безмолвно кивнул.

— Во-вторых, я дал одному человеку слово задержать преследователей. А слово Расенны твердо и незыблемо. Кстати, лишь благодаря упомянутому человеку все мы до сих пор живы и здоровы...

Этруск сощурил глаза.

— Я заподозрил предательство сразу. Но поделать не мог ничего. Боевой экипаж перебит во дворце, меня прочили в жертвы поутру, а вас намеревались прикончить в порту, чуть попозже... Не выведи меня Эпей на вольный воздух, так и приключилось бы.

Имя Эпея ничего не говорило белокурому великану, однако он согласно кивнул опять.

— Вот и получается, что надо выждать и проследить за событиями... Ну, и чуток вмешаться, если островитяне ринутся вдогонку.

— Но ведь лавагет не успокоится, покуда не отомстит! — выпалил другой гребец — посмуглее и потоньше первого.

— Какой лавагет? — насмешливо спросил Расенна. — Ты о царе Идоменее, что ли?

— Конечно, капитан.

— Знаешь, — весело произнес этруск, — на моей родине избегают говорить о ходячих покойниках... А на твоей?

Изумленный ропот прокатился по миопароне.

— Царю остается править, — продолжил Расенна, когда общий гомон поутих, — от силы несколько часов. Да и царице тоже, будьте покойны. Однако за несколько часов еще можно много бед натворить. Потому и дрейфуем здесь. Караулим...

Он легко поднялся, прошагал по палубе, затем развернулся и прибавил:

— Новым государям, смею заверить, соколики, не до мести окажется. Криту нынче предстоит немалое потрясение, — думаю, и мятеж не исключается. Им хватит собственных дел — и надолго.