Кривая Империя (Книга 1 - Князья и Цари)

В художественных мастерских Италии бушевало позднее кватроченто, поэтому Фрязин быстро вернулся с приличным портретом невесты, потом погнал обратно - изображать жениха при обручении. В июне 1472 года София кружным путем, через Средиземное море, Атлантику и Балтику двинулась в дикие края. К октябрю добралась до Ревеля. По всей русской дороге новгородцам, псковичам и прочим было заранее велено сытить меды, варить пиво и гнать самогон. Вкусно обедая и сладко выпивая, гости заехали в псковскую Троицу. Тут хитрая принцесса вывернулась из рук конвойного кардинала Антония, стала с нашими любезничать, креститься наоборот, а красного католического батюшку силой заставила целовать гадкую православную икону Пречистой Девы. Чуть было Антоний не вернул под иконостас давешнюю выпивку и закуску. Утешала кардинала только острая мысль о предстоящих хлопотах во славу Божью. Нужно было в Москве переоборудовать под венчание какой-нибудь бывший православный храм, научить местных служителей правильно вести службу или хотя бы не мешать. Да нужно еще было принять в свои руки управление наличными церковными активами, кладовыми, сокровищницами, ризницами и т. п. Потом овладеть всей полуязыческой паствой, разрушить до основания, а затем построить заново систему церквей, монастырей, епархий, аббатств; везде расставить своих людей.

Тем временем в Москве шел художественный совет. Князя беспокоила позорная католическая повадка: во все русские города впереди Софии входил кардинал Антоний и вносили резной католический крест, сделанный - не спорим - красиво. Но в Москву, будущую столицу Империи, с таким крестным ходом гостей пускать было нельзя. Сильнее всех уперся митрополит Филипп: если они таким манером - в одни московские ворота, то уж я, государь, - через другие и вон из Москвы. Решено было не церемониться. У Антония просто отобрали возмутительный крест и спрятали его в обозе. 12 ноября, прямо с дороги, Софию доставили под православный венец. На другой только день приняли дары от Папы Римского и послушали всякие заумные высказывания Антония. Головы у всех трещали со свадебного пира. Новая великая княгиня уютно ерзала в кресле у трона государя. Антоний умолк. Ванька Фрязин, как и обещал римским братьям, честно пытался обращать московский двор в католичество. Его осмеяли: "Плохо, Ваня, держишь градус! Иди проспись".

Позже Антоний еще раз пробовал затевать переговоры о соединении церквей. Но грубые русские вызвали его на дискуссию и выставили против кардинала Никиту Поповича, местного книжника, совершенно неизвестного в научном мире. Случился конфуз. Самоучка раз за разом окунал папского легата в библейские цитаты и труды святых теоретиков. В конце концов, Антоний позорно сдался: "Нету книг со мною!". Православие было спасено.

Роль Софьи в строительстве Империи трудно переоценить. Это ее в течение последующих веков "русские патриоты" обвиняли в разрушении "семейных традиций". При воцарении Софьи головы непокорных, неугодных и нельстивых родственников градом посыпались с Лобного места. Не нравилась молодой и кличка мужа.

- Не такой уж ты, Ваня, и горбатый. Руби головы направо и налево, так забудут Горбатого, и будешь ты у нас - Грозный...

Здесь я признался Историку, что, читая его объемный труд в первый раз, заблудился между Иван Васильевичами Грозными. Историк с Писцом радостно захихикали и закивали.

- Все, сударь, путаются поначалу! Горбатый был Иван Васильевич Третий. Кличка Грозный к нему не прижилась. Ее вспомнили и приклеили к его внуку Ивану Васильевичу Четвертому - тот был действительно Грозный: чуть что, варил плохих людей в масле посреди двора...

Софья так была занята вхождением во власть, что первого сына Василия-Гавриила родила Горбатому только через 7 лет после свадьбы. Царственному наследнику, потомку Палеологов, все были страшно рады, но при этом возникала новая головная боль: старшего сына Горбатого от заколдованной Марии нужно было куда-то девать. Поэтому в 1490 году он разболелся "камчюгом", похожим на подагру. Тут же из Венеции вызвали некоего "мистра" Леона, который уверенно объявил Горбатому, что вылечит сына. "А не вылечу, вели меня казнить", - будто бы поклялся венецианский еврей нашему грозному монарху. Стал он что-то давать больному внутрь, обкладывать его стеклянными грелками, так что Иван Иванович (тоже называвшийся великим князем и почитавшийся равным отцу) благополучно скончался 32-х лет от роду. Шарлатана схватили, и как минуло 40 дней с кончины молодого князя, поступили по уговору - "казнили смертию". Концы были спрятаны, разговоры об отравлении Ивана Молодого начали стихать. Но тут обнаружилось, что после него остался сын Дмитрий.