Если тот, кто наблюдает за подобными изменениями, не привык видеть за явлениями действия социального механизма, он легко придет к выводу, что в такие периоды человеческая природа менялась со дня на день, и что теперь люди обладают меньшей творческой способностью и менее самобытны, чем прежде. Выступая против таких мнений, следует настойчиво указывать на меняющиеся социальные силы, в нашем случае, когда в позднелиберальном массовом обществе отсутствует руководство, — на негативно функционирующее образование элиты. Далее следует обратить внимание на то, что возникающая общая беспомощность и отсутствие руководства дают диктаторским группам шанс на победу. Если этим группам удастся создать какую-либо политическую интеграцию, они смогут, не встречая существенного сопротивления со стороны остальных групп, утвердиться во всей сфере общественной жизни. Существенного сопротивления они не встречают потому, что все элитарные центры, формирующие волю, вкус, суждения, уже раньше уничтожили друг друга.
Общая тенденция массового общества к утрате определенного направления наиболее ясно наблюдалась в послевоенной Германии[40]
, где в первую очередь инфляцией были уничтожены и атомизированы прежние средние слои. Выброшенные таким образом из своей социальной системы группы были подобны неорганизованной массе, которая лишь случайно может проявить склонность к интеграции. В этой ситуации возникла неведомая раньше интенсивная раздражительность и восприимчивость по отношению к новым формам переживания и опыта, но был утерян всякий шанс длительно сохранять определенный характер…Следующий источник негативной демократизации лежит в изменении принципа отбора элитарных групп. Если до этого времени нормальный отбор возвышал носителей культуры или постепенно повышал культуру поднимающихся в этом процессе слоев, то теперь, в ходе негативного отбора, тон начинают задавать те, кто отстал по своему самообладанию и способности контролировать свои влечения. Вследствие их победы господствующими становятся их ценности; в душе отдельного индивида также возникает внутренняя борьба мотивов и в конце концов происходит негативный отбор такого рода, что люди начинают стыдиться культуры, которую они постепенно восприняли, ощущают склонность к ней как проявление слабости и трусости; совершенная в течение длительного времени многими поколениями сублимация постепенно распадается и вовне все больше выступает хаотическая и бесформенная сторона души.
Так, в конце концов негативный отбор элиты в обществе превращается в негативный отбор господствующих переживаний и свойств, совершаемый в душе индивида. Действующее в каждом обществе стремление к вытеснению подавляет при негативном отборе достигнутую в медленном культурном процессе сублимацию.
Встает вопрос об отношении элит к «публике». Для пояснения этого надо остановиться на процессе образования публики. Элиты не обращаются непосредственно к широким массам. Между элитой и широкими массами находятся социальные структуры, которые, правда, неустойчивы, но, тем не менее, обладают известной внутренней расчлененностью и постоянством; их функция — опосредствовать отношение между элитой и массами. И здесь можно показать, что переход от либерального псевдодемократического общества меньшинства к массовому обществу разрушает постоянство этого образования, именуемого публикой, и усиливает значение флюидных масс.
В области литературы и театра это проявляется в том, что автор уже не может, как раньше, завоевав любовь публики, рассчитывать на то, что она, по крайней мере на протяжении одного поколения, сохранит к нему интерес. В массовом обществе место постоянного общества, составленного из сословий или из подобных сословиям слоев, занимает реально интегрирующаяся публика, которая в типичных случаях собирается лишь для одной постановки и для которой играет не постоянная труппа, а труппа, также собиравшаяся лишь для этого представления. Такая непостоянная, меняющаяся публика может быть привлечена только посредством все новых сенсаций. Следствием такой ситуации оказывается для авторов то, что успех все чаще выпадает только на премьеры; ведь при второй и третьей постановках пьесы того же автора уже нельзя рассчитывать на публику как гарантированное единство.