Кризис сознания: сборник работ по «философии кризиса»

Все более наращивая скорость, мы не только сокращаем протяженность мира и величину перемещений, но и делаем бесполезным передвижение, активность перемещающегося тела. Тем самым мы отказываемся от ценности опосредованного «действия» в пользу непосредственного «взаимодействия».

Таким образом, большие расстояния все более замещаются высокими скоростями, а вместо поверхности — неизмеримых пространств земного шара — проявляется интерфейс глобальной скорости.

Live есть, таким образом, реальное время глобализации. Дневной свет скорости подменяет свет солнца на небосводе и уничтожает чередование дня и ночи. Скорость электромагнитных волн скрывает солнечный свет и тень, когда нет солнца, вплоть до того, что локальный день календарного времени оказывается ничего не значащим, по сравнению с глобальным днем мирового времени.

Одним из примеров обесценивания «расстояния», а следовательно, и «действия» является нынешнее пренебрежение Мировым океаном — всеми океанами мира — после появления сверхзвуковой авиации. Или даже более простой пример: «парадная лестница» после появления лифта стала «служебной» или «пожарной».

Гигантские морские поверхности Атлантического и Тихого океанов не принимаются сегодня всерьез из-за возможности передвижения в атмосфере с высочайшей скоростью, и в этом путешествии место моряка занял астронавт; каждый раз, когда мы достигаем все большей скорости, нами дискредитируется ценность действия, мы отчуждаем нашу способность действия в пользу способности к противодействию (другое, менее захватывающее, название для того, что сейчас зовется «взаимодействием»).

Но все это не идет ни в какое сравнение со скорым введением «автоматизированной обработки знаний» — распространением всеобщей амнезии, последнего достижения «индустрии забвения», замещающей совокупность аналоговой информации (образной, звуковой и т. д.) цифровой информацией, компьютерным кодом, пришедшим на смену языку «слов и вещей».

* * *

Итак, цифры готовы установить царство своего математического всемогущества, цифровые операции определенно вытеснят analogon, то есть любую схожесть, любое отношение подобия между несколькими живыми существами и предметами.

Все это ведет, понятное дело, к отрицанию какой-либо феноменологии. Теперь надо не «спасать феномены», как того требует философия, а прятать их, оставлять вне расчета, скорость которого не оставляет места какой бы то ни было осмысленной деятельности.

В этом контексте кризис современного искусства представляется всего лишь клиническим симптомом кризиса самой современности — одним из многих предвестников начинающегося распада темпоральности.

Теперь искусство не обращается к прошлому и не пытается предвидеть будущее, оно становится излюбленным способом изображения настоящего и одновременного. Столкнувшись с индустрией телеприсутствия и live передачами, современное искусство, «искусство присутствия», перестало воспроизводить мир для того, чтобы выявить его «сущность». Сначала в современной абстрактной живописи европейские художники первых послевоенных лет отказались от какой-либо фигуративности, а затем впали в другую крайность в американском гиперреализме, не говоря уж о движущихся компьютерных образах видео-арта с его делокализованными инсталляциями и «искусстве движущихся картинок», с XIX века представленном кинематографом. Вернемся, однако, к самому телу, его действительному присутствию в театре и современном танце в эпоху становления виртуальной реальности. Интересно, что здесь проблема времени стала актуальной темой и породила новые формы театрального представления.

Историчность, одна из форм «сжатия времени», ныне сведена к нулю — она стала простым «цитированием», растворяющимся остатком, где временная последовательность развертывается в «present continueli», непреходящем настоящем…

«Произошла утрата основополагающего элемента театрального действа — единства времени, — представленного началом, серединой и концом», — пишет Ганс-Тиз Леманн, авторитет в современном театроведении. И добавляет: «Таким образом, между публикой и актерами устанавливается время соучастия. Может статься, что действительная длительность вообще перестанет развертываться и все события подвиснут, жестко привязанные к непосредственному настоящему…» «Здесь» больше не существует, все существует «сейчас», как мы заметили выше.

«Новое театральное представление» — попытка справиться с временной перспективой ускоряющейся реальности и ее рельефом — неловко пытается соперничать со спешным представлением событий в средствах массовой информации, где сенсационные новости и клипы предпочительнее невыносимо долгого повествования, где любой ценой избегают необходимости нажимать на кнопки пульта управления, этого нарушения симметрии между приемником и передатчиком.

«Парадокс актера» эпохи виртуальных клонов и аватар (на экране) заключается в том, что надо заставить театр не быть театром, то есть представлением тела (на сцене).