Кроме Стоунхенджа

Между линиями попадаются изолированные кучки, происхождение которых не связано с процессом расчистки. Таковы кучки в вершинах треугольников и прямоугольников и кучки поменьше между линиями. Это миниатюрные пирамиды, похожие на английские могильники, но в пустыне не обнаружено ни одного погребения.

Археологи производили раскопки с разрешения перуанского правительства, а уакеро – «бесчестные и хитрые искатели сокровищ» – раскапывали пустыню без всякого разрешения. И ни те, ни другие не отыскали на этом разлинованном поле ни единой могилы. Один из членов нашей экспедиции, правда, наткнулся на череп, поставленный на черную испанскую кружевную мантилью. Однако череп был свежий – чья-то жутковатая, но недавняя шутка. Археолог оставил его в пустыне, не пытаясь разгадать связанной с ним тайны. Как мы узнали позднее, древние погребения находились в долинах, на кладбищах по краю орошаемых земель. Покойников не уносили на плоскогорье, их хоронили гораздо ближе, на самом минимальном расстоянии от полей. Трупы мумифицировались в сидячей позе, их завертывали в пестрые яркие ткани и погребали вместе с многоцветными сосудами из обожженной глины, а также с серебряными и золотыми украшениями.

Неподалеку от края плоскогорья, над крутым спуском в долину мы нашли 30 каменных куч кладбищенского вида. Они напоминали по форме гробы, имели в длину немного меньше двух метров и были расположены рядами с промежутками в полтора шага. Всю группу обрамляли камни, поставленные торчком. Две из этих куч уже были кем-то раскопаны; кто-то словно в большой спешке выгреб из них песок и гальку, на чем «раскопки» и закончились. Позже аэрофотоснимки показали, каким образом это лжекладбище, совершенно бессмысленное при взгляде с земли, входило в общую гигантскую картину.

Поблизости располагались еще и другие ямы, выкопанные аккуратно и целенаправленно. Каждая уходила в мягкую желтую подпочву ровно на 0,3 м. Они казались свежевырытыми, но в этой не знающей возраста пустыне такое впечатление еще ничего не означало. Просто кто-то копал тут до нас, разыскивая сокровища.

Еще дальше мы наткнулись на покинутую стоянку уакеро. Видимо, он прятался от солнца под самодельным тентом; мы нашли четыре ямки от жердей. Тут же валялся примитивный, но тем не менее довольно дорогой из-за своей древности сосуд для воды и ярко окрашенные керамические черепки. Судя по тому, что уакеро бросил их здесь, он отыскал что-то гораздо более ценное. Но что? И когда? Обрывок газеты в его мусорной яме был датирован 1948 годом; с тех пор прошло уже двадцать лет.

Мы направились к холмам, туда, где плато примыкает к Андам. Большой прямоугольник продолжался языком, сужавшимся в линию, и мы пошли вдоль этой линии. Она вела вверх по склону, ни на йоту не отклоняясь от первоначального направления, и обрывалась у небольшой, ничем не примечательной возвышенности. Мы продолжали подниматься, чтобы обозреть общую картину линий сверху. Шли мы пешком, потому что вьючный мул этого подъема не одолел бы. Мы с трудом взбирались по круче. Между острыми камнями и щебнем виднелись разводы песка там, где раз в сто лет сбегала дождевая вода. Один из наших спутников упал, двое других решили дальше не лезть.

– Э-эй, а это что? – на сей раз мурашки пробежали по спине моего коллеги. Он тыкал пальцем в отпечаток шины. Никаких сомнений. На песке между рыжими валунами виднелся ясный, отчетливый след шины. Мы, как и полагается ученым, принялись строить гипотезы. Мотоцикл? Отпадает – при такой-то крутизне! Сверху скатили старую покрышку? Мало вероятно, чтобы она докатилась от вершины сюда. Индеец в тапочках с подошвами из покрышки спускался тут, прыгая с камня на камень, как серна? За неимением лучшей гипотезы мы остановились на этой и полезли дальше.

Вершина, как и склоны, представляла собой скошенную россыпь ржаво-бурых камней, растрескавшихся из-за перепадов температуры. Внизу простиралась плоская пустыня без всяких ориентиров и примет, и только прямоугольник выделялся очень четко, потому что он был велик и повернут в сторону горы.

Нет. Кем бы ни были творцы этих линий, они не созерцали начертанные ими картины с вершины горы! Жаркий воздух был тут сухим и душным. Огромное солнце нещадно палило вершину. Я поджаривался, как сочный бифштекс. Я стоял на плоском камне, а кругом царило безмолвие, голубое сверху, рыжее внизу. Кто, если не считать гипотетического индейца в резиновых тапочках, стоял тут до нас на протяжении неисчислимых веков? Склон обрывался к пустыне круто, почти отвесно, угрожающе.

Черт! Камень подо мной качнулся и заскользил словно сани. Я упал и больно ушиб бедро. Мой вопль огласил пустыню вокруг и без единого отголоска затерялся в горячем мареве.