Кроме Стоунхенджа

В моем распоряжении были все последние достижения астрономии, все оборудование современной обсерватории. Мне не нужно было ночь за ночью наблюдать восход Луны, отмечать и запоминать небесные явления на протяжении всей моей жизни. Электронная вычислительная машина рассчитала бы мне их на сто лет вперед менее чем за сто секунд, и ее быстродействующее печатное устройство выдало бы мне их в последовательном порядке вместе с азимутами и другими углами. В определенном смысле лень сменяет тут «напряженный интерес к движениям Луны» (по выражению Александра Тома), тот интерес, который заставил «любознательные умы искать более глубокое их понимание». Компьютер дает, собственно, только экономию времени и основные цифры, связанные с проблемой. Но он не может заменить вековые ритуалы и размышления, которыми сопровождалось это древнее изучение окружающего мира, поглощавшее всю жизнь.

– Профессор, мы хотели бы показать на экране компьютер, а вы давали бы пояснения, как электронная вычислительная машина восходит к истокам истории…

Совсем недавно ко мне с такой же просьбой обратился автор исторических романов. Джей Уильямс собирал материал для своего нового романа «Униада». Он сидел – лирик в логове физика, – записывая наш разговор на транзисторный магнитофон, лежащий во внутреннем кармане его твидового пиджака. И его тоже увлекала возможность проникнуть в сознание представителей давно исчезнувшей культуры с помощью компьютера. Замысел романа заключался в том, чтобы показать, как математическая машина может манипулировать сознанием людей, сознанием человеческих масс и контролировать его.

Мы сидели, беседуя на темы, интересные для нас обоих. В широком окне с алюминиевыми рамами я сквозь полог свежей летней листвы видел теннисные корты Рэдклиффского колледжа, на которых мелькали стройные девичьи фигуры. Сбоку, у серой бетонной стены стояли мой книжный шкаф и конторка. Тишина навевала задумчивость. Мой собеседник заметил, что эти бетонные кабинеты, выходящие в длинный коридор, чем-то напоминают монастыри Старого Света, их кельи, сложенные из песчаника или гранитных плит. Но общий тон безнадежно нарушали арифмометр, диктофон и совсем уж привычный и неизбежный телефон – технические приспособления, недоступные средневековым монахам.

Джей говорил о невозможности оградить индивидуальную психику от посторонних вторжений. Его тревожило воздействие современной техники на жизнь людей. Электронная вычислительная машина вбирает факты частной жизни и обесчеловечивает их – ферромагнитные сердечники, дырочки в вездесущих перфокартах. Достаточно нажать на кнопку – и тотчас эта информация будет выдана. Конфиденциальность стала устарелым понятием. Контролировать доступ к этой информации очень трудно. По мере того как гигантские компьютеры во всех уголках страны соединяются телефонами, контроль становится все более необходимым, а осуществляется со все большим трудом. Меры обеспечения надежности становятся такими же сложными, как предосторожности против случайного запуска ракеты с ядерной боеголовкой. Перфокарты программ набирают силу, а человек сходит на нет. (Вы когда-нибудь пробовали добиться исправления ошибки в счете, который выдал компьютер?)

Джей отвернулся от теннисных кортов и обвел взглядом стены моего кабинета. Ему хотелось бы, сказал он, самому посмотреть, как работает новейшая электронная вычислительная машина. Что это – красавица или чудовище?

В начале всего, объяснил я, были старомодный карандаш, блокнот и резинка. Затем появилась ИБМ 650 – машина, к которой можно было обращаться только с помощью двоичного кода – написанных «нулей» и «единиц». По нынешним меркам она работала довольно медленно. Но она освобождала от возни с карандашом и никогда не допускала ошибок в вычислениях. Постепенно электронные вычислительные машины начали работать все быстрее. Параллельно с этим изменялся и язык, употребляемый для общения с машиной, – он становился все более сложным и подчинялся все более строгим правилам. Мое поколение ученых предпочитало вывести уравнения и затем вручить все данные специалисту-программисту, а он уже переводил их на тот язык и в ту систему правил, которых требовала данная машина.

Мы пошли по коридору в другой кабинет, чтобы увидеть первый этап работы с чудовищем (?). Я познакомил Джея с приспособлением для подготовки программы – очень человечным, очень обаятельным и женственным. На Джея оно явно произвело впечатление. Позднее он написал в своем романе: «Она вовсе не была так уж красива, но казалось, что солнечный свет ласково пронизывает ее и лучится из ее кожи, из ее сияющих глаз… Она ослепительно улыбалась… а ее походка была такой легкой и грациозной, что рядом с ней все казались сутулыми».

В кабинете лежали пачки бумаги и стопки карточек, стояли чашки с недопитым кофе, в квадратных стеклянных пепельницах дымились шкурки. Красавица тут была, – но не электронная и не механическая. Мы прошли по выложенному пластиком коридору в маленькую комнату, где перфорированные карты проваливались в воронки.

– А где же машина? – спросил Джей.