Читаем Кромешник полностью

Тот быстро сунул пачку в карман.

– Где писанина ваша?

– Вот, прочти и распишись. Протокол допроса… Подписка о неразглашении…

Гек наморщил посильнее лоб и стал глядеть в бумагу, поворачивая перед собой то тем боком, то этим, стараясь при этом успеть прочитать написанное. После этого он взял перьевую ручку, закусил высунутый язык и, сильно нажимая на перо, поставил здоровенный корявый крест под протоколом. Затем ту же операцию проделал и с подпиской, заранее напечатанной на стандартном бланке.

«Ты что, к тому же еще и неграмотный?» – хотел было вслух удивиться майор, но быстренько передумал: для оформления допроса неграмотных существовала иная процедура протоколирования и подписи. «Дело внутреннее, никто и придираться не станет». Он вызвал конвойного и через десять минут уже начисто забыл о Геке.

А в камере его встретили Варлак и Суббота. И никого не было, кроме них. Губастый так и не вернулся с очередного «допроса». Оба они смотрели на Гека улыбаясь, но первыми разговора не начинали, ждали, что скажет Гек.

– Новости есть, – сообщил Гек. – Губастый – кряква, это первое. Вас пасет служба безопасности – синепогонники. Губастый про чай вдул, а я на дурака косил, этот-то – поверил! Вот уж не думал, что в Службе такие дубари сидят. В кино-то по-другому показывают. Меня не следак, а майор из Службы допрашивал…

– Сядь, успокойся. Урка никогда мельтешить не должен. Мы этих губастых много уже насмотрелись. Скоро конец квартала, им нужно протоколами и статистикой закрываться, ну они и шлют своих бобиков. Суббота таких с закрытым глазом, по одному запаху раскроет.

– Точно. У этого, слышь, Малек, и запах-то не тюремный был. – И видя, что Гек недоверчиво воспринимает насчет запаха, добавил: – Ты что, на табачную фабрику с экскурсией ездил? Табаком от тебя давит, аккурат из правого кармана…

Гек с вытаращенными глазами добыл из кармана пачку с сигаретами, протянул ее Субботе:

– Это я специально для тебя достал, у майора выпросил… И вот еще одна – стрельнул у работяги. Нюх у тебя, как у… у… – Гек замолчал и покраснел.

– Как у кого? – подключился к разговору Варлак с абсолютно серьезным выражением лица. – Ну-ка скажи ему, Малек.

– Как у бабочек, – нашелся Гек. – Нам училка рассказывала, что они за километр чуют друг друга.

Все трое дружно рассмеялись: старики добродушно, а Гек облегченно – чуть было косяка не спорол. Не то чтобы Ваны придали бы обмолвке большое значение, но самому неудобно глупость демонстрировать. Гек пошел было за ватой, огонь нашаркать, но Суббота уже его опередил и стал катать жгут по нарам с такой сноровкой, что не прошло и двух минут, как вата задымилась и затлела. Суббота сунул сигарету, ту, что без фильтра, себе за ухо, вытряхнул из пачки «бабилонскую», костяным изломанным ногтем сколупнул фильтр, прикурил, сел на корточки у стены и откинулся на нее спиной. Любой, кто бы видел его в этот миг, мог бы с чистой совестью сказать: «Этот человек счастлив».

– Ух, елки-моталки! Так по шарам дало, как от дури! – Суббота на мгновение приоткрыл единственный глаз, делясь впечатлениями с сокамерниками, и вновь блаженно зажмурился.

Варлак тем временем усадил Гека перед собой и стал «допрашивать» его с неумолимой тщательностью: все имело значение – размеры кабинета, возраст майора, почерк, весь разговор дословно…

– Бекон ломтями или нарезанный ломтями? – подал голос оклемавшийся Суббота.

– Нарезанный ломтями, – уверенно вспомнил Гек. – Нарезанный, а что?

– Под карцер сватают, – пояснил ему Варлак. – Раз нарезанный, значит, ножик есть, что запрещено и трюмом карается. Да все это дурь собачья. Нас уже с год как выдернули из одиночек карцерного типа и держат вместе здесь, «на курорте». Зачем держат – непонятно. То грозят невнятно неведомыми карами, то уродов подсаживают, вроде Губастого. То тебя вот определили к нам. Смотри-ка: и бацилла, и сахарок, и курево сразу появилось. Спроста ли?

Гек похолодел. Он с тревогой встретил взгляд Варлака, обернулся на Субботу:

– Что же, вы меня за подсадного считаете? – Губы у него задрожали, и он не мог больше добавить ни единого слова, боясь расплакаться.

В комнате нависло тяжелое молчание. Суббота, кряхтя, поднялся и подсел к столу.

– Господь с тобой, Гек. Стали бы мы с тобой из одной миски кушать, если бы подозревали тебя в гадстве? Ты малыш еще и очень безогляден. Весь мир кишит предателями и оборотнями. Гадов, говорю, очень много на земле. Хочешь ли ты жизнь закончить, как я ее заканчиваю или Варлак? То-то, что нет. Поэтому ты не должон повторять наших ошибок. Может быть, напрасно ты идешь урочьим путем? Еще не поздно, освободишься, станешь трудилой, семью заведешь…

– Я не умею… Я не знаю, как они там на воле живут, не задумывался. Самогон, что ли, гнать, как папаша?

– Твой папаша первый кандидат на нож и своей смертью не умрет, не будем о нем больше. Твой выбор – твой ответ перед жизнью, тебе решать, Малек.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мир Бабилона

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза