Кромешник

Администрация зоны не то чтобы боялась общественной огласки и шума как такового, а скорее не хотела привлекать внимания бездельников из контролирующих служб – «в чем причина беспорядков там у вас, почему побоища и поножовщины, где воспитательная работа и авторитет власти…» На совещании зонного руководства с помощью нехитрых эвфемизмов и патриотических панегириков в сторону Господина Президента было решено инцидент в четвертом отряде не раздувать, а в Бабилон накатать очередную слезницу о недостаточных правительственных заказах на работу: осужденным-де, мол, нечем заняться, отсюда возможность беспорядков. Кум пребывал в молчаливой оппозиции, но спорить не решился – он на этом месте недавно, и враждовать с аборигенами – силенок и «компры» маловато. Но ничего – в мутной воде можно еще будет рыбку половить, да и «маршалы» в подопечной зоне обнаглели: вместо того чтобы верно служить – свою политику гнут, от наркоты до самосудов… Вот и пусть почешутся, а потом – либо сами прибегут за помощью, либо поскользнутся на мокреньком и вляпаются по уши…

У каждой из сторон было свое видение ситуации, они действовали соответственно или, напротив, бездействовали…

Гек отвалялся в «браслетах» почти до полудня следующего за «воспитанием» дня, когда его сначала расковали и сводили к адвокату (Малоун прислал), а потом положили в больницу. Гек сообщил, что ни к кому претензий не имеет, сам споткнулся и ушибся (присутствующий при беседе кум облегченно вздохнул), на содержание не жалуется. Таким образом, штрафной изолятор сам собой отпал в никуда, а Гек семь дней провел в отдельной палате тюремной больницы (семь тысяч капитану, начальнику санчасти, и по пятьсот фельдшерам – от Ушастого) с телевизором и посещениями (два раза Ушастый и один раз Фант – по тысяче за получасовой визит). Оклемался Гек на диво быстро, разве что сине-зеленый с разводами копчик долго еще побаливал – сапог тяжелый попался…

Гека выписали в пятницу, Сим-Сима тоже, но на неделю раньше. Шестнадцать человек из числа избитых скуржавых, в зависимости от тяжести полученных травм, распиханы были кто куда – одного, с переломом позвоночника, отвезли в Картагенский госпиталь, а впоследствии сактировали с первой группой инвалидности, четверых продержали несколько суток в межрайонной, подконтрольной скуржавым больнице (но в другом корпусе, не там, где лежал Гек) и вернули долечиваться «домой»; восемь человек пустили в межрайонной якорь на два-три месяца (Жираф в том числе). Трое человек отделались ушибами, выбитыми зубами и «легким испугом», их выписали через сутки-двое. Но никто из шестнадцати в четвертый барак уже не вернулся – путь туда был им теперь заказан.

Ребята из команды Гека времени зря не теряли: они продолжили, согласно указаниям Гека, восстановление порядка, по минимуму прибегая к мордобою и угрозам. Тотчас был упразднен пятидесятипроцентный сбор с работяг, взамен же предлагалось добровольное пожертвование в общак, но не более пяти процентов от притекающих к сидельцам сумм. Все нетаки, мгновенно возникшие вокруг новой воцарившейся кодлы, обязаны были отстегивать не менее десяти процентов от доходов. Опущенные и «вставшие на путь исправления» в общак не допускались. Нетакам не разрешалось новым обычаем носить повязки категорически, фратам-трудилам – прямо не запрещалось, конечно… Опущенным повязки предписывались в обязательном порядке. К моменту прихода Гека в отряд во всем бараке насчитывалось не более двух десятков повязочников из числа парафинов, обитателей «курятника» и нескольких фратов, добывающих такое близкое, пальцем тронуть, досрочное освобождение; что им теперь косые взгляды вчерашних кентов – воля ждет…

Старая пословица справедливо утверждает, что короля делает свита. Люди Гека во главе с Сим-Симом рассказывали то одну, то другую историю о Ларее, постоянно ссылались на него, утверждая новый порядок, подтверждали слухи о столичном урке и тюрьме «Пентагон»…