Кромешник

– А где ты жил? – И пошел дотошный и беспорядочный разговор: кого знаешь, да чего видел… Все получилось в цвет: Чомбе учился в той же пятьдесят пятой школе, что и Гек, только находился по другую сторону баррикады во внешкольное время. Игра под патрончики была его страстью, но возраст уже не позволял, как бывало, шастать по стрельбищу… На зоне земляки редки, а территориальные разногласия – они для воли.

– Бьют?

– Постоянно. Рамон, бугор отряда, псина позорная, докапывается ни за что.

– А нетаки не вступались?

– А чего бы им за меня вступаться, меня с воли не греют, а так – кто я им?

– Пошли, в нашем углу спать будешь! – Вдруг спохватился: – Гурам, Мизер по жизни – он как?

– Ништяк, хоть и маленький. Говна в нем нет, – отозвался все тот же армянин. – Я и сам вмешаться уже хотел…

«Долго же ты собирался», – мысленно ответил ему Гек.

Глава 10

Ветер на холме

Споткнулся о подснежник.

Январский ветер.

– Гля, гля, робя! Как Мизер наворачивает! – хохотал в тот вечер подвыпивший Чомбе, показывая на Гека пальцем. – Бациллой небось давно не разговлялся?

– С воли, – улыбался Гек раздутыми от колбасы щеками.

Гуляли вшестером в каптерке у Гурамова земляка, каптерщика Стефана Папикяна, по прозвищу Попус. Еще один нетак симулировал аппендицит в больничке, один сидел в изоляторе, один был в ночной смене на промзоне (караулил «черную» – посылку со жратвой, чаем, куревом и выпивкой; его долю отложили отдельно). Гек отказался от рома, присланного Чомбе нетаками из второго отряда, где тот жил во время прошлой отсидки, пил лимонад; остальные разбавляли одно другим в индивидуальных пропорциях. Стол был богатый: помимо выпивки и палки полукопченой колбасы нарезаны были две буханки черного, свежего еще хлеба, стояли две банки шпрот, помидоры, зеленый лук, килограммовая банка тушенки, солидный, граммов на двести, кус мягкого желтого масла, куб цейлонского чая и пригоршня конфет. Весь этот год Гек вел полуголодное существование, посылок ему никто не слал, угощали его товарищи по отряду исключительно редко, поскольку не было в нем влияния и силы, а кормили на зоне хоть и по нормам, но, видимо, плохие это были нормы. Да еще усыхал приварок по дороге на лагерный стол.

Два производства было на промзоне: делали телевизионные кабели на экструдерах, там же лили шнуры-удлинители на пресс-автоматах, в другом корпусе гнали обои для производственных и канцелярских помещений. Гек работал на оплетке – медными нитями накладывал экран на кабельную жилу. Работа простая, но надо было следить за исправностью сменных обматывающих устройств – коклюшек, у которых постоянно перетирались держащие крючки. Коклюшки приходилось часто менять, а слесарь, обеспечивавший новые коклюшки, был из вольнонаемных – вечно под мухой и ленивый. Кое-как норму Гек научился вырабатывать, но о доппайке и речи быть не могло. Редко когда удавалось спереть шнур или моток с кабелем, чтобы загнать их слесарю или другому вольнонаемному, которым заказан был путь в цех готовой продукции. Расплата шла натурой: хлебом, сахаром, куревом, реже деньгами. Курево Гек менял дальше – на хлеб или порцию каши, ячневой или перловой, других на зоне не бывало. Раз он как-то ухватил холодного копчения скумбрию – больше половины рыбины, вкусной и жирной, только пить потом очень хотелось. Ну, да не этап – отошел к крану да пей сколько хочешь.

Битье кончилось. Гек пока еще не вышел в полноправные нетаки, в изолятор не спускался, но к тому дело шло: работать он перестал, норму теперь ему и так закрывали, режим нарушал по целому ряду позиций: робу носил ушитую, учиться бросил, играл в карты, держал неположенное – мойку, стиры, вшивник (лезвие бритвы, карты, неуставную одежду). Рамон косился и урчал глухо, но громко выступать опасался – нетаки были резкими ребятами и разборок не боялись: им досрочное освобождение не светит. Норму Гек вырабатывал в карты. У него прорезались потрясающие способности к игре в покер и блэк-джек. И если в блэк-джек отныне ему играть было вроде как и не положено, то в штосс и покер, законные блатные игры, – сколько угодно.