Кронштадт-Таллин-Ленинград. Война на Балтике в июле 1941 – августе 1942 гг.

Пока готовились ко второму выстрелу, услышав неожиданный грохот первого, на палубу поднялись капитан-лейтенант и капитан судна. «Что тут случилось?» «Да вон разведчик появился и мы решили опробовать орудие, – отвечаю, – все нормально, товарищ капитан-лейтенант». «А почему не предупредили?» «Так он бы улетел. Вон и сейчас его уже не достать». «Юнкерc» действительно уже был где-то между островами Нарген и Вульф, и по нему били только зенитки с этих островов. Но капитан-лейтенанту тоже хотелось лично убедиться, как ведет себя орудие, и он приказал дать один выстрел вслед улетающему самолету. Орудие было уже заряжено, я быстро развернул его на правый борт между труб и, не снимая рук с рукоятий наводки, дал команду Ломко: «Ноль!» Снова резкий удар по барабанным перепонкам. Такое маленькое орудие, а какой резкий, неприятный для слуха звук выстрела. Все-то окружающие затыкают уши пальцами, а у меня руки заняты.

Капитан-лейтенант с довольной улыбкой подошел к орудию, похлопал его по казенной части и похвалил и орудие, и меня: «Молодцы»! И обращаясь ко мне «Перед выстрелом надо рот открывать, тогда барабанным перепонкам не будет так больно. А после стрельбы надо почистить и смазать канал ствола». «Так ведь нет ни банника, ни ветоши, ни масла», – отвечаю ему.

«Все скоро будет, а сейчас отбой боевой тревоги». Отбой так отбой, подумал я, хотя её нам никто и не объявлял.

Через 2-3 дня привезли пушсало и масло для «откатников». Капитан-лейтенант посоветовал снять ствол и проверить, достаточно ли масла в «откатниках». Добрались до «откатников». Масло там было, но черное, похоже, старое. Снял все старое масло, протер шток, пружину ветошью и, действуя по правилу «маслом кашу не испортишь», жирно смазал все свежим маслом. При очередном появлении немецкого разведчика дал по нему выстрел. Результат: все, кто был около орудия, были забрызганы маслом. Перестарался. Для орудия это правило не подходит. Это я усвоил четко и такого больше не допускал ни на корабле, ни в морпехоте, будучи командиром противотанкового орудия.

До середины августа немцы не беспокоили корабли и транспорты, стоящие в бухте и в гаванях, хотя их воздушные разведчики появлялись над бухтой по два раза в день, засекая все действующие зенитные средства. Попаданий в них я не наблюдал, хотя большую часть дня проводил на мостике или около орудия.

Кап-н-л-т распорядился: при появлении самолетов противника мне и расчету орудия быть около орудия и открывать огонь только в случаях пикирования на транспорты, стоящие в Купеческой гавани. Но такого случая до нашего ухода из Купеческой гавани так и не представилось. Похоже, в тот период времени немцам нужны были транспорты плавающие, а не потопленные.

С середины августа более отчетливо стал доноситься гул орудийной канонады с востока. А вскоре этот гул был заглушен грохотом десятков орудий с береговых батарей острова Аэгна и с кораблей, находящихся в бухте. Значит, немцы подошли к городу на дистанцию прицельного огня корабельной артиллерии. Но их артиллерия до бухты еще достать не может пли некому корректировать. Через пару дней, даже не поднимаясь на палубу, мы могли точно сказать «по голосу» орудий – кто ведет огонь или чей последовал залп: с эсминцев, с береговой батареи или с «Кирова». Но вот как-то утром в начале двадцатых чисел я услышал и заметил разрывы снарядов не менее шестидюймового калибра на кромке высокого берега, что восточнее парка Кадриорг. Там был наш военный аэродром, и с него часто поднимались и бомбардировщики, и истребители. Куда они теперь денутся? Некоторые немецкие снаряды или с перелетом, или так было задумано, стали рваться ниже, в восточной части парка Кадриорг. В бинокль я никаких там наших войск не видел. Через полчаса немцы прекратили артогонь по этому району, то ли потому, что значительно усилился огонь с наших кораблей и их батарея была накрыта, то ли немцы своей пристрелкой были довольны.

Когда наши бомбардировщики покинули этот аэродром и улетели под Ленинград, я не помню, но позже 20 августа я их уже не видел. А вскоре после 20 августа оставшийся десяток истребителей друг за другом с небольшим интервалом перелетели куда-то северо- западнее Минной гавани на основание полуострова Пальяссаар. Значит, нашли там или подготовили для них взлетную полосу. Им ведь надо-то метров 300. Интересно, что немцы, по-моему, до последнего дня обороны Таллина не бомбили этот аэродром. Хотя «ястребки» постоянно были в воздухе. Только пара сядет, взлетает новая пара. С мостика иногда было хорошо видно, как они пикируют или идут на бреющем восточнее города и бьют по передовой немцев. А с земли к ним тянутся трассы от зениток и пулеметов.